– Вы такую долгую жизнь прожили, чего в ней только ни было, может, о чем-то жалеете?
– Нет, не жалею. Жалей не жалей, теперь че? Как говорится, что упало, то пропало. Так прожили – свое хозяйство держали. Много мы не держали: коровенка там, подросточек, ну, курочек держали, гусей держали, уточек держали. В колхоз еще отправляли работать меня. Се успевала делать помаленечку, потихонечку.
– А вообще, много для счастья человеку надо: денег, вещей – или все это не так важно?
– А я не считала, мне хорошо было. Накормлены, напоены – и ладно. Обувались, одевались уж не по-хорошему. А где по-хорошему, где денег возьмешь? Только что продашь каку скотинку…
– И хватало всего?
– Да-а-а. Один раз в год вырастишь коровку, сдаешь ее за триста рублей – тогда дешевые были.
– Бабушка Валя, какая вы по характеру?
– Я? Вредная! (Смеемся.) Сяко бывало. Здесь с ребятишками заругаешься, горбушу стукнешь… Сяко было… Переживала.
– Вы оптимистка? Не унывали, наверное, никогда?
– Ну да, ну да… Не знаю, как сказать.
– А что вас радовало в жизни?
– Сему [всему. – Авт.] радовалась, хозяйству радовалась: и овечек держала потом, и корову. Корова отелится, теленочка надо выходить, доглядеть. Так вот и пошло, и пошло, и пошло, пошло.
Чем дольше мы беседуем с долгожительницей, тем тяжелее мне становится: о чем бы я ни спросила мою скромную собеседницу, почти все ее воспоминания и рассуждения сводятся к одному – хозяйству, трудам и заботам. Мы будто по кругу ходим. Неужели в ее длинной жизни ничего не было другого? Хватаюсь за соломинку – спрашиваю, была ли она когда-нибудь на море. И получаю ожидаемый ответ:
– Господи, какая [какое. – Авт.] там… От хозяйства не оторвешься, не бросишь же! Никого не было, чтобы доглядеть…
Напоследок пытаюсь найти причины долгожительства бабушки Валентины в генетике: ничто другое на них, как мне кажется, в ее жизни не указывает.
– А как думаете, почему вы прожили до ста лет?
– Не знаю…
– В семье у вас были долгожители?
– Сильно больших не было, но до девяноста жили… Я сама себя ругаю: «Зачем я живу?!»
– Устали жить?
– Да-а-а. Надоело жить, надоело жить. И куда сейчас деваться, не знаю… Так живу, живу, живу, живу.
За все время нашего разговора с Валентиной меня не отпускает горькая мысль: бабушка уже почти не с нами. Уходит. Постепенно потихоньку угасает. Нет у нее того, ради чего хочется цепляться за жизнь. Было – и не стало, выдернули ее из привычного сибирского быта. Обрубили корни. Знала и раньше, что нельзя стариков переселять на новое место, а теперь, благодаря бабушке из Сибири, изнутри прочувствовала, каково это – на старости лет оказаться на чужбине. Да еще в глухом одиночестве.
…Какое-то время спустя я пытаюсь узнать, как там бабушка, звоню на сотовый директору в подмосковный «санаторий». Но мне никто не отвечает. Скорее всего, в доме престарелых новый руководитель. И, наверное, нет уже среди его постояльцев моей Валентины.
Оксана Булавская, клинический психолог
Вжизни Валентины мы видим интересный парадокс. Несмотря на тяжелый труд и бесконечные заботы, ее жизнь можно назвать довольно благополучной. Единственное серьезное потрясение, о котором она упоминает, – смерть 32-летнего сына. Ее рассказ характеризуется повторяющимися мотивами, своего рода рефренами судьбы, которые отражают стабильность и ритмичность ее жизни.
Показательна фраза: не было избытка, но был достаток
