10000 лет во льдах - страница 10

– Франсуа, – сказала одалиска, глядя на своего партнера, – ты можешь, по крайней мере, говорить без утайки. Сегодня ты не раскрыл своих уст. Прошу вас, не будьте настолько невежливы с месье маркизом, чтобы даже не попрощаться с ним. Я уверена, что он никогда не простил бы нам нехватку вежливости.

Стоящий Мефистофель оставался неподвижным, не выдавая ни словом, ни действием, что он слышал одалиску. По телу лежащего Мефистофеля пробежала дрожь, которая показала, что он услышал и оценил слова мадам. Его рука немного приподнялась, но бессильно упала рядом с ним, в то время как движение маски, казалось, указывало на то, что попытка заговорить оказалась безуспешной.

– Что может быть не так с господином маркизом, – шутливо продолжала одалиска, – что он не встает, чтобы поприветствовать нас? Возможно, слишком много вина – кто знает? Я думаю, нам лучше снять с него маску и впустить свежий воздух. Это может помочь привести его в чувство, – и она сделала движение в сторону кушетки. Ее Мефистофель удержал ее, крепко сжав ее руку своей. Она казалась удивленной, но мгновение или два ничего не говорила.

– Что ж, Франсуа, – наконец заметила она, – похоже, бесполезно затягивать эту беседу. Если никто из вас ничего не скажет, что я могу поделать? Я позвоню Лизетт, которая вызовет Филиппа. Он разденет его и уложит в постель, пока мы совершаем нашу маленькую прогулку, вы согласны, милый? – и она сделала шаг к звонку.

Все еще стоящий Мефистофель, непроницаемый и безмолвный, как и прежде, крепко прижимал ее к себе, и снова лежащий Мефистофель бессильно корчился на ложе. Теперь, впервые, одалиска проявила признаки беспокойства.

– Франсуа, – прошептала она, – Франсуа, давай покончим с этой сценой. Странное предчувствие наполняет меня. Это может зайти слишком далеко. Давайте воздержимся, пока не стало слишком поздно. Давайте позовем Филиппа и немедленно отправимся в путь.

По-прежнему недвижимая и зловещая фигура рядом с ней ничего не говорила и крепко держала ее, а его двойник в маске все еще дрожал на диване. Я скорчился, пораженный ужасом и затаивший дыхание, дрожа от неизвестного страха перед тем, что может произойти.

Внезапно, со скоростью света, одалиска высвободилась из рук своего партнера и, метнувшись к кушетке, сорвала маску с лежащей фигуры, открыв хорошо знакомые черты аббата, которые исказились самым отвратительным образом и, казалось, демонстрировали смертельную муку.

С диким и продолжительным криком одалиска вскинула руки и упала в объятия Мефистофеля. Этим движением она опрокинула восковую свечу с подвесного канделябра на потолке, которая, упав на одну из легких драпировок будуара, мгновенно окутала всю комнату пламенем. Я выпрыгнул в открытое окно и помог маркизу вытащить мадам через боковую дверь в коридор, как раз вовремя, чтобы спасти ее от огня. Когда я бросился обратно в будуар, чтобы спасти аббата, меня перехватил маркиз, который с силой оттолкнул меня назад, сказав:

– Уходи немедленно. Я позабочусь об этом. Забирай Лизетт и уходи.

Я не нуждался во второй команде, но взлетел по лестнице только для того, чтобы встретить бегущую вниз Лизетт. На ней было дорожное платье, а в руках она держала небольшую сумку.

После этого у меня нет четких воспоминаний о событиях. Все запутано. Я помню крики "Пожар! Огонь!" Безумная спешка разношерстной толпы по коридорам и вниз по лестницам. У портика стояли две кареты, в одну из которых четверо мужчин в плащах и капюшонах несли неподвижную фигуру одалиски, а в другой увезли нас с Лизетт. Я помню, когда мы отъезжали, рев пожарных машин, плеск воды, треск пламени, падающие бревна и зловещий блеск горящего здания. Я смутно помню поездку по железной дороге, суматоху отходящего парохода и то, что мне выделили каюту, и то, что ко мне обращались "месье Дюбуа", но только когда мы были в трех днях пути от Гавра, я восстановил душевное равновесие.