– Простите, девочки, я сейчас вернусь, – она улыбнулась и положив салфетку с колен на стол, удалилась в другую комнату.
– Ничего страшного! – воскликнули женщины в голос и снова засмеялись.
Я тогда не понимал, почему они смеются, неужели в их жизни не было той горечи, что заставляет человека с возрастом улыбаться все меньше.
Из-за этого всеобщего шума я не мог услышать, о чем говорит по телефону моя мама, но сразу же понял, когда она вошла в кухню. На лице матери читалось:
«Сегодня, 20 августа в 11:10 утра по омскому времени, в своей кровати, молча и без эмоций на лице, от рака желудка, скончался твой старик, вот и все приятель, ещё один близкий тебе человек покинул тебя, теперь молча иди в свою комнату и запирайся внутри себя на сто замков, соболезную.»
Вот говорят, что что-то умирает в нас вместе с уходом наших любимых людей, за столом умерла часть меня, она осталась сидеть на стуле лицом в запеканке и через несколько часов вздуется и начнет гнить и вонять, расползаясь лоскутами, киша опарышами, пока не останется скелет. А вот сама моя оболочка, не обращая внимания на траурное выражение лица и остекленевшие глаза матери, прошла к себе в комнату полностью закрыв за собой дверь и душу на сотни тяжелых железных замков без ключей. Всю ночь я смотрел в потолок, не слыша, как разошлись гости, а слушая только всхлипы сестры и телевизор матери.
Вот так на мне сказался день с 20 на 21 августа, а вот на любящей жене старика совсем по-другому.
С самого утра начались похороны, где собралось самое меньшее из всех родственников, что на данный момент находились в Омске. Могильную плиту старуха покупать и ставить запретила, потому что хотела совместную и была приобретена территория на два места сразу, она готовилась идти в след за стариком и дальше, под землю. Вместо плиты, был поставлен крест и забор вокруг, каждый обложил гроб цветами, и старик был погребен в деревянном ящике. Дома старуха осталась одна и это, вероятно, тоже сильно сказалось на её психическом состоянии. Она впала в глубокую депрессию и приписывала себе всевозможные заболевания, она пыталась уйти, но не могла. Это была её собственная дилемма создателя, она не понимала, почему забрав человека, с которым она прожила больше половины своей жизни, бог не забрал и её, ведь она об этом просит в течении каждой ночи со дня смерти её мужа.
«А на кухне суп мой стынет
В голове одно: «Я тебя люблю»
Мяч гоняю по двору
В голове одно: «Я тебя люблю»
Сны хорошие и плохие
В голове одно: «Я тебя люблю»
В этом городе где-то ходишь
Всё никак тебя не найду»
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ – Где фантом?
И вот я сижу на диване чахлой квартиры, в зале. Здесь жизнь остановилась вместе с сердцем покойного дедушки. Тетя в спешке открыла все окна, пока бабушка спала в другой комнате за закрытой дверью и не слышала, как мы вошли. По словам тети, старуха всегда ругается, если слышит, как в одной из комнат открывается окно, она утверждает, что с улицы веет жутким холодом, вот вам и последствия настоящей депрессии, а не той, о которой ноет сейчас большая часть подростков в сети и за её пределами.
– Тебе поставить чайник? – крикнула с кухни женщина, которой я прихожусь племянником, входя в зал.
– Да, спасибо, – не отрывая взгляд от точки, которая приковывала к себе мой взгляд пока я блуждал по лабиринтам воспоминаний, тихо ответил я.
Вслед за тетей я прошел в кухню, где ежедневно трапезничал в кругу своих стариков будучи ребенком. Сейчас все выглядит точно так же, как и раньше, кроме календаря, отсчитывающего сегодняшние дни. Вид из окна не отличается тому, какой был в дни, когда меня не выпускали гулять по разным причинам, а я сидел у окна и разглядывал разрисованный агитирующими пейзажами бетонный забор, смотрел на лавочку, где собирались старики всего дома, чтобы поговорить о насущном. Сейчас же там нежится пара, примерно моего возраста.
