В ночь перед началом практики Дана сидела на маленькой кухне и ласково гладила руками широкую Васину спину, когда он вдруг начал говорить про девочек:
– Вот одна ты меня понимаешь! – сокрушался Вася, – А остальные… готовить не умеют, трахаться не умеют, а всё любви хотят!
И в тот момент Дану словно ледяной водой окатило. Она умела все. И все знала. В частности то, что когда какие-то девочки хотят любви, они всегда ее получают, и уметь что-то здесь вообще необязательно. Именно тогда она почувствовала, как тает, растворяется под ее пальцами сильная и такая любимая спина. Что нет у нее больше Васи: ни передруга Васи, ни недопарня Васи, ни любовника Васи – никакого Васи.
А Вася тем временем, словно добить ее желая, все вещал:
– Ну и чего ты радуешься, что в Сенат на практику попала? Цель-то жизни нашей не в этом, а в том, чтобы потом, лет через пять-десять не сидеть на кухне с толстой некрасивой женой, тремя вечно вопящими детьми и соседской парой таких же неудачников, рассказывая, после пятой рюмки, как в молодости практику в Сенате проходил!
Вася был адептом какой-то совершенно бесполезной науки. Учился он на социологическом/экономическом/управления персоналом, а может и вовсе менеджмента факультете, что, впрочем, не имело никакого значения, поскольку для выходца из его социального слоя получить высшее образование по любой специальности уже являлось запредельным достижением, скачком сразу на несколько этажей вверх по общественной лестнице.
Дана не поняла, чем так ужасна описанная Васей картина, напротив, она бы с радостью через пять-десять лет вспоминала бы время преддипломной практики на кухне рядом с Васей, тремя детьми и добрыми друзьями, живущими по соседству. Только не будет этого. Нет у нее больше Васи. И, по сути, не было никогда. От осознания этого факта сделалось настолько грустно, что жить расхотелось.
Утром в сенат Дана пришла в разбитом состоянии с опухшими красными глазами, а в обед ей сделалось так плохо, что она спустилась в курилку и попросила у какой-то женщины сигарету, хотя прежде никогда не курила.
Именно в это время туда же зашел Соколов. В социальных сетях он часто выкладывал фотографии с утренних пробежек, вечерних тренировок и пропагандировал здоровый образ жизни, но на работе, куда избирателям проход закрыт, постоянно курил. Эффектно пройдя через все помещение между другими курильщиками, ловя на себе восхищенные взгляды, сенатор остановился возле Даны. Соколов был сказочно красив, тем более на фоне других политиков с вечным ожирением, утомленными мордами и дешевыми костюмами-парфюмами. Дана сразу узнала сенатора, она периодически видела его по телевизору и на агитационных плакатах монархистов.
– Ты новенькая практикантка в моем Комитете, не так ли? Как тебя зовут?
– Дана, – смущенно проговорила девушка.
– Что делаешь вечером, Дана? Может, поужинаем вместе? Познакомимся поближе…
– Ну… Давайте… – она сама не знала, зачем согласилась.
– Отлично, тогда в семь в ресторане «Корона». Я забронирую столик, – подмигнул Соколов, потушив недокуренную сигарету о стену.
Это был дорогой ресторан с великолепным интерьером в стиле барокко, располагавшийся напротив Сенатской площади у президентского дворца. Раньше Дана часто бывала в подобных местах с родителями, но без них еще ни разу.
– Поедем в отель? – скучающе-нагло спросил Соколов, ещё до того, как девушка заказала десерт.
