Она указала на большое окно, за которым все падал и падал снег.
Мы немного посидели, глядя на него, а потом Хейли рассказала, как впервые узнала, что на свете существуют разные расы. Почему-то прошлой ночью ей вдруг вспомнилась эта история. Может, какой-то телепередачей навеяло. В общем, жила-была маленькая девочка в богатом пригороде Портленда. И вот, на шестой день рождения родители решили сводить ее на мюзикл. Устроили все по высшему разряду: нарядили дочку, усадили в папин «мерседес» и повезли в город. Когда они проезжали мимо «Макдоналдса» где-то на окраине, в окне вдруг показались странно одетые женщины с тоннами макияжа на лице. Это были проститутки, но малышка Хейли тогда еще не знала, кто это такие. Сидя в машине в нарядном белом платье, она во все глаза разглядывала их, ведь ничего подобного ей раньше не встречалось. Загорелся красный свет, и отец остановил машину прямо перед этими женщинами. А Хейли все смотрела и смотрела, пока одна негритянка не обернулась и не встретилась с ней взглядом. Девочка застыла, не в силах отвести глаз. Через несколько секунд женщина в блестящих туфлях на шпильке подошла вразвалку к самому окну машины и спросила, тыча пальцем в лицо Хейли: «Чего уставилась, белая девчонка? Завидно, что ли, а?»
– Не знаю, почему я тебе это вдруг выложила, – проговорила Хейли. – По-моему, я никому об этом больше не рассказывала. Даже самым близким подругам.
Воцарилось неловкое молчание. Мы словно открыли друг перед другом грудную клетку и показали бьющееся сердце. Ну и как после этого вернуться к непринужденной болтовне?
Через несколько секунд Хейли сказала, что ей надо в душ. Я опять сел на диван и открыл книгу, но в голове все крутилась история Хейли. Почему она рассказала ее мне? Потому что я мексиканец? И, скорее всего, вырос в похожем месте? А может, это не имеет ко мне никакого отношения. Мы просто остались одни во всем доме во время снегопада. Вот рассеются тучи, а с ними и этот наш странный сон на двоих растает, словно и не было его никогда.
Я успел раз шестьдесят прочитать один и тот же абзац, но так и не понял, о чем там говорится. Наконец, Хейли вернулась в гостиную. Мокрые волосы, свежий макияж – она была очень хорошенькой.
– Боже, как приятно быть чистой.
– Твоя правда, – преодолев слабость, я оторвал себя от дивана.
– Когда соберешься в ванную, может, сделаешь уже что-нибудь с этими вихрами?
Я стянул шапку.
– С этими-то?
Она подошла и слегка взъерошила мои волосы, застав меня тем самым врасплох.
– Ну, лысина тебе точно не грозит.
Я натянул шапку обратно.
– В общем, если передумаешь насчет ужина – приходи. Можно даже поздно.
– Ладно.
Когда я открыл ей дверь, Хейли снова посмотрела мне прямо в глаза, и у меня опять возникло то самое «непонятное чувство».
– Не понимаю, как звонок домой может растянуться на целый вечер. Но как знаешь, конечно.
Слегка помахав рукой на прощание, ушла.
И только спустя несколько часов я обнаружил, что она оставила в хозяйской ванной полотенце и сумочку с туалетными принадлежностями.
Переломный момент
В тот вечер я так и не пошел ужинать к Хейли.
Но и домой не стал звонить.
Я доел шоколадку Майка, осушил целый пластиковый стаканчик водки, поиграл на гитаре в ванной, а потом сделал что-то и вовсе странное: забрался в ванну и уснул. Понятия не имею, почему. Не то чтобы меня срубило на месте. Просто не хотелось идти ни в гостиную, ни в спальню. Я положил гитару Майка на пол, залез в ванну, съехал немного вниз, чтобы опереться головой о край, закрыл глаза и стал размышлять о жизни.
