Теперь, когда Давид мертв, память о ней принадлежит мне.
Крики у входа и пятый выстрел раздались одновременно.
– Полиция! Это полиция! Не двигаться, суки!!!
Яркая короткая вспышка. Огонь воспламененного пороха и белая молния электричества – так умирают копии мертвых людей. И у них есть кровь. Вот она, набухающая багровым пятном в спутанных волосах цвета ржавчины, тонкими струйками заливая бесчувственное лицо. Вот она какая – красная, как у человека, но через несколько мгновений превращающаяся в коричневую радужную муть…
Запахло озоном и жженным графеном29.
Что-то сильно ударило по ногам сзади чуть ниже колен, и я повалился на пол. Впереди блеснули медовой густотой рыжие, измазанные мутной темной жидкостью локоны.
– Эй, киберпанк гребаный, руки! Руки! Чтобы я их видел, вот так, да!
Пуля прошла через нёбо, ворвалась в мозг и расцвела изнутри. Ты во второй раз погибла, но осталась прекрасной…
Голоса отдалились; гулкие шаги, властные окрики, скрежет; голова впитывала все эти звуки, но не выпускала обратно. Такая аккумуляция сводила с ума.
– У нас здесь два трупа. Еще дохлая псина. Чтоб меня, это же баба! Ля какая!..
Глухое и грубое изумление пробивалось откуда-то с орбиты нашей планеты. Сполохи от лазера и диско-шара пропали. Тусклый свет от засаленной лампы под самым потолком еле освещал пространство вокруг. Надо мной кто-то стоял: короткостриженый кряжистый тип средних лет в простом черном пуховике с расстегнутой молнией раскрыл перед моим лицом темно-синюю книжицу и тут же захлопнул.
– Капитан Моравский, – уведомил тип бесстрастно.
По залу сновало с десяток одетых в черную кевларовую бронеформу людей, ощеренные тупыми мордами стволов автоматов. Лишь один из ворвавшихся сюда был в штатском, и он стоял передо мной.
– Не стоит лежать рядом с мертвыми, – цинично усмехнулся капитан, протягивая мне руку. Я ухватился за большую сухую ладонь. Сила, с которой этот Моравский меня поднял, внушала уважение. Напоминающее полную луну за облаком, лицо его было бледным и круглым. Цепкий, скептичный взгляд серых глаз улыбался хитро морщинками, словно что-то зная.
Я встал, но тут же припал на колено – тупая боль в ногах приказывала преклоняться перед служителем закона. Тот едва слышно хмыкнул, но повторно предлагать помощь не стал.
– Вы двое задержаны. Как подозреваемые или свидетели – скоро выясним. В машину их!
Мир застилала дымка. Движущиеся фигуры живых, застывшие силуэты мертвых – я путал их ежесекундно. Калейдоскоп бредовых подмен, вяжущий шум вместо голосов и привычных звуков, опустошенность и изумление – таков был сейчас мир.
Полицейский в штатском неторопливо обходил зал. Извлек из бокового кармана куртки упаковку с латексными перчатками, порвал полиэтилен и натянул перчатки себе на руки. Приблизился к сердцу, неодобрительно качая головой. Перед ним распласталось полуобнаженное тело Давида Филина-младшего. Губы капитана шевелились, он что-то говорил сам себе, беззвучно, бесстрастно. Поверхность белых перчаток покрылась темными пятнами.
Ко мне приблизилась фигура в кевларе. Под шлемом, в прорезях черной маски, блестели холодные светлые глаза.
– На выход.
Заломив за спину руку, мимо провели сгорбленного Ска. Вид у панка был недоуменный, как будто бы даже несколько одержимый. Он то и дело пытался оглянуться, увидеть своего мертвого хозяина.
Я поднялся на ноги, силясь не упасть вновь.
