– Я хочу позвонить своей жене.
Полицейские переглянулись. Капитан проникновенно сказал:
– Вначале послушайте, что мы вам расскажем еще. А потом уж решайте, куда и кому вам звонить.
Спорить было бессмысленно. Следователь по особо важным делам встал, отошел к зеркальной стене. Моравский не спеша занял его место, уперся локтями о стол, а кулаками о подбородок, внимательно на меня посмотрел. Лицо его было бледным – так луна выглядывает из-за темного облака.
– Господин Сегежа. Нам известно, для чего вы вечером пятого декабря этого года отправились по адресу улица Садовая, дом двадцать восемь.
Надо же. На этой помойке еще есть адреса.
– Накануне, утром того же дня, вас видели в соборе Святой Екатерины, что на Невском проспекте. Вы разговаривали с отцом Жаном-Батистом, не так ли? Вы католик? Хотели покаяться? Но разве вы грешник? Хм, думаю, что до вчерашнего вечера если и были им, то довольно мелкого пошиба.
Я проглотил эти слова с ангельским выражением лица. Прерывать монолог-провокацию не хотелось.
– Мы допросили священника, разумеется. Он поведал достойную, полную благородства историю о том, как вы бескорыстно предложили свои услуги Церкви, выступили защитником христианской веры и все такое. Лично я ценю ваше рвение и обостренный гражданский долг, – капитан неожиданно протянул мне свою широкую ладонь. Я растерянно вложил руку в эту мощную пятерню и пожалел об этом: его пальцы сомкнулись медвежьим капканом, а сам он продолжил говорить, давя и сжимая с удвоенной силой. – Всякая шваль давно досаждает славным жителям нашего города. Но похищать и удерживать несчастную девушку?! Насиловать, подсадив на наркотик?! Один из таких подонков сейчас дожидается своей очереди в камере – некто Петр Елагин. Что за ужасная рожа! А эти глаза? Так бы и ткнул вилкой!
На последнем слове Моравский с таким остервенением тряхнул меня, что, кажется, мои собственные оба глаза стали красным и синим, а зрачки превратились в вертикальные щелочки. С усмешкой наблюдая за моими мучениями, капитан, наконец, освободил руку, демонстративно отер ладонь о край рубашки.
– Святой отец не стал обращаться в органы, а по неизвестной причине поручил вам ответственную миссию, а именно – уговорить несчастную девчушку вернуться домой. Я все правильно говорю?
Я осторожно кивнул, чувствуя, как в кончиках пальцев пульсирует жгучая кровь.
– А раз так, то зачем же вам для разговора потребовалось нечто большее, чем язык, связки и обычный набор слов? – Моравский выразительно посмотрел на «Глок». – Где вы взяли оружие, господин Сегежа? Только не говорите, что вы его впервые видите. На нем отпечатки ваших пальцев.
– Я…
Литовцев подскочил к столу и своим ужасным голосом заставил съежиться меня и Моравского:
– За дачу ложных показаний проблем у вас может стать еще больше! Советую сотрудничать с нами, господин Сегежа, это облегчит вашу участь!
Захотелось двинуть этому очкарику по лицу. Вместо этого я скомкано и негромко промямлил:
– Я действительно держал пистолет в руках. Он попросил, сказал мне… Как же вам объяснить… Постойте! – меня осенило вдруг. Ну конечно же! – Вы смотрели записи с камер? Они же там всюду и…
– Хотите воды? – перебил меня следователь и, не дожидаясь ответа, постучал костяшками пальцев по зеркальной поверхности стены пару раз. Повисло гнетущее молчание. Я вновь собрался говорить, и меня вновь перебили, будто только того и ждали.
