– Здравствуй, – тихо сказала она.
Сделал глубокий вдох. Ощутил сильное желание повалить ублюдка на землю, как когда-то давно в Петергофе, сдавить пальцами лощеную шею, ощутить ток крови под кожей, мечущийся острый кадык, увидеть сквозь пелену гнева вздувшиеся вены… Легкие уже наготове, нужно лишь приказать им и они дадут волю дикому хриплому воплю!..
…Все еще хочешь ее?! Хочешь ее, подонок?! Когда же ты успокоишься, когда же ты!..
Сжал кулаки. Оборвал мысль, выдохнул мерзкий воздух.
– Вы ужинали? – спросил вдруг бельгиец. – А то я не успел, звонок этот твой…
– После завтрака в «Зингере» у меня напрочь пропал аппетит. Твою мать, меня просто тошнит!
Отвернулся от Николаса, увидел Софию: она была тенью, штрихом на влажном буром стволе; и она медленно растворялась в хвойной тяжести, пряталась от чего-то.
– Ребята, ребятушки! – воскликнул ван Люст. – Да что, в конце концов, происходит? Все вокруг как с цепи сорвались! Глеб куда-то пропал, отец и Софи молчат, а потом вдруг такое! Неужели ты и вправду наконец-токого-то прикончил?
Он осекся, а я улыбнулся очень странной улыбкой. С этой ухмылкой повернулся к нему. В ней, видимо, было нечто дикое; София резким движением притянула меня к себе.
– Глеб!
Голос казался оглушительным. Но через миг я понял, что София шепчет мне на самое ухо:
– Глеб, не слушай его, не злись, пускай говорит все, что хочет. Нам нужна помощь, нам очень-очень сильно нужна хоть чья-нибудь помощь!..
Лицо ее выражало отчаяние. От отчаяния весь наш мир рвало наизнанку. Но неужели София считает, что стоит довериться этому человеку? Грань доверия к недоноску тонка; и неужели ей стало мало меня? Но кто доверял бы себе самому, когда злость берет верх? Ведь чувствую прямо сейчас: из души напролом, ухмыляясь самоуверенно, лезет озлобленный мизантроп, возненавидевший всех в этом мире, и сильнее всего себя самого. Эта тварь улыбалась мстительно, и за спиной припрятала кривой нож. Твари страсть как хотелось порвать в клочья самоуверенного лощеного мужчину, преподнеся самый сочный кусок его плоти соблазнительной женщине. Злость брала энергию из самого окружающего нас воздуха и создавала цели.
…И она это чувствует?
Тряхнул головой, сгоняя тоскливую мину с лица. Сказал:
– Нам нужна твоя помощь…
– …она застрелила его, а после – себя; и тут же явилась полиция. Пока Глеб был в участке, я, звонила тебе, помнишь? И вот ты приехал к нам, и не один, а с отцом. Почему же не сел внутрь салона? Почему остался мерзнуть на улице?
Ван Люст нахмурено слушал.
– Я-то думала, твой отец объяснит, что происходит, объявит все нелепой ошибкой, случайностью. Но он ни с того ни с сего рассказал мне о том, сколько стоит снять проститутку в Питере. Молодую, в самом соку, здоровую, красивую, опытную. Ты ведь знаешь, да – сколько? Около пяти тысяч евро. Те, кто готов выложить такие деньжищи, отличаются изысканным вкусом и чудными желаниями – прямо как твой отец. И никакие консервные банки, никакие случайные женщины, ничего не смыслящие в искусстве похоти, не способны доставить этим эстетам их гребаное удовольствие. Самый кайф, по их мнению – это вчерашние девочки, еще не познавшие никого, но готовые отправиться с ухоженным господином в высокую башню, где тот окажет им великую честь, обесчестив за деньги. Самый кайф – это обученные нимфоманки, знающие, как ублажить плоть: мужскую, женскую, какую угодно. Вот что я узнала от твоего отца.
