В отличие от супруги Александр готов был по рельсам идти, только не добираться поездом. Он знал, что это такое: постоянно испытывать неудобства, находясь на грани конфликта с персоналом вагона. Вступать же в конфликты он тем более не любил. Во имя того, чтобы не вступать в перепалку, он готов был отдать по первой просьбе последнее и самое лучшее, не требовать законное. А еще он обычно робко, неостроумно, неадекватно и бездарно отвечал на оскорбление, как будто голова у него, человека не глупого (как-никак он преподавал в институте ни много ни мало историю России) в этот момент – то есть в момент несправедливого и обидного обращения с ним – просто набита соломой. Ну нет, чтобы, пусть без особого остроумия, но хотя бы «послать» обидчика куда-нибудь, так начинает вдруг такую белиберду собирать, что самому потом противно становится, мучается: почему как следует не ответил, почему в морду не плюнул? Вот так впустую и сжигает себе нервную систему. Трусом, однако, он не был. Однажды летом Александр вытащил из реки тонущего ребенка и едва не утонул при этом сам, так как плавает не ахти; а еще был случай, когда он вступился за Катю: к ней пристал какой-то «отморозок», и Охлопков врезал ему очень прилично. Значит, дело здесь не в трусости, а в чем-то другом. В чем – Охлопков и сам не знал, наверно, он просто хотел, чтобы всем было хорошо. Этакое желание всеобщей гармонии. Конечно, ясно, что у такого человека жизнь в России – не сахар. А уж тем более ему категорически противопоказано садиться в пассажирский вагон российского поезда. Это все равно, что больного сердечника поместить в пустыню Сахара.
В этот же поезд, в тот же самый вагон, садился и командированный Петр Афанасьевич Лямин. Человек серьезный, работник акционерного общества сорока лет от роду, он думал непростую думу: в его портфеле был вексель Сбербанка на пятьсот тысяч рублей. Просил руководство дать машину, но директор возмутился:
– Да ты что, бензин такой дорогой! Да и мало ли, авто есть авто. Авария – и сам пропадешь, и вексель может пропасть. А поездом надежно и спокойно. Сядешь в купе, ботинки снимешь, растянешься на полке и бай-бай. А утром глаза открыл – уже приехали, ценности и документы на месте. Я, например, всегда в ответственных командировках предпочитал поезд – самый надежный вид российского транспорта. Так что валяй и ни о чем не беспокойся.
Но Лямин так не считал и тревожился не на шутку: отлучиться будет невозможно ни на минуту, потому что нельзя оставлять без присмотра портфель, ведь как назло именно в этот момент именно в этом поезде и вагоне отыщется тот самый роковой злоумышленник. В расстроенных чувствах заходил он в вагон, и сердце томилось, а в это самое время флюиды опасности (согласно установленному опытным путем, но малоизученному человечеством закону, который окрестили законом бутерброда) уже искали вибрации его перепуганной души. Чего больше боишься, то и случается. А может, все же пронесет? Только бы попались порядочные соседи по купе…
Среди прочих в вагон вошли молодой человек, восемнадцатилетний студент Эдуард Сосновский, и его английский друг (ровесник, приехавший к нему в гости) Фил Маккорник. Они были друзьями по Интернету и одному увлечению (оба скауты), то есть члены молодежного всемирного движения, вроде пионерского. Скаут значит «разведчик», не по-настоящему, а так, по-детски, человек, который должен уметь преодолевать трудности. Фил (когда Эдуарда не было дома, и не смотря на все его предостережения), абсолютно не зная русского языка, упрямо мотался по улицам города поздними вечерами, заходил в магазины, пытаясь делать покупки и смущая продавцов англоязычной речью, а однажды попал даже на местный городской пляж, где вообще заблудился. Когда Сосновский, связавшись с ним по сотовому, нашел его, тот восторженно твердил только одно:
