13 сказок лесов и морей - страница 3
Свежеиспеченный хлеб, теплый и мягкий. Аромат окутывает комнату, он первым поприветствует мужа, когда тот вернется. Должно быть, я сама доработала рецепт. Раньше моя выпечка была едва съедобна. Источник жгучего стыда. Она не дарила ощущение домашнего уюта. Но теперь мне нравится готовить, хотя и грустно потом садиться за стол. Еда кажется непозволительным расточительством. Ведь ем я обычно в одиночестве, а значит все эти угощения – лишь для меня одной. Иногда мне хочется быть пышногрудой матроной, неприступной, но одновременно понятной каждому, простой. Собственное тело пугает меня. Как хорошо было бы быть фигуристой, привлекательной. Зрелой. Интересно, смогла бы я тогда защитить себя? Сейчас я на это не способна. Я будто сделана из фарфора, полая, как фигурка птички на каминной полке… Да, фигурка из китайского фарфора с блестящими глазками из оникса. Птичка, которая украшает комнату, но никогда не полетит в высокое голубое небо, ведь тогда она обязательно разобьется. Я смаргиваю непрошеные слезы и продолжаю наводить уют в очаровательном доме, чтобы он полностью соответствовал своей очаровательной хозяйке. «Как кто-то настолько хрупкий может столько знать? – говорит он. – Так много женских штучек». Он проводит безмерное количество времени, изучая мое лицо руками и глазами. Должно быть, ему нравится то, что он видит. Наконец он отпускает меня, и я выдыхаю. Мне интересно, что он знает обо мне. Он, похоже, с легкостью разгадывает загадки, о существовании которых я даже не подозреваю. Он читает меня, будто древесные кольца, отметины и засечки, что он оставил. Он берет работу на дом – приносит бревна и ветки. Когда-то они были живыми, теперь им предстоит сгореть и разлететься хлопьями бледного пепла по свету.
Треск бревен в камине, который я разожгу. Отблески огня на мягких волнах моих волос. Ему нравится расчесывать их пальцами левой руки. Вторая предупредительно лежит на моей шее. Я разжигаю огонь. И тонкие свечи, и масляные лампы. Я знаю, что это расточительство, но мне нужен весь этот свет. Мне нужно точно знать, что это он, а не какой-то незнакомец откидывает щеколду и приветствует меня его голосом. Небо становится совсем темным, похожим на плотную шкуру. Шкуру, что ощетинилась бесконечностью крошечных блестящих зубов.
Когда я была маленькой девочкой, то вечерами любила сидеть в ногах у бабушки, положив голову ей на колени. Закрывала глаза и слушала ее. Ее коленки были мягкими и немного пахли старостью, сосной и совсем чуть-чуть – пылью. Иногда мне кажется, что я ощущаю этот запах на себе. Ее рассказы были жестокими: о дважды рожденных монстрах, о женщинах из ножей, о диких косматых чудовищах, ужинающих человечиной – начинали они всегда с пальцев ног и заканчивали глазами. Я не считала эти истории странными, по крайней мере в то время, завороженная ее вниманием, ее руками, распутывающими мои колтуны, заплетающими и расплетающими мою косу… переливами ее голоса. И мне было и страшно, и весело одновременно. Хотелось слушать дальше и хотелось, чтобы она остановилась.
Окна чистые, лишь изморозь по краям. Занавесок нет. Сейчас зима, но деревья все еще с листвой. Ими приятно любоваться, особенно на закате. Но под мягким лиственным убором скрывается прочный и острый скелет, деревянные кости цепляются за одежду, царапают лицо. Потеряться в лесу жутко, особенно когда твое тело нежное и податливое, а все вокруг – колючее, цепкое. Лесом приятно любоваться, и только-то. Но стоит тебе оказаться среди деревьев, как на тебя начинают наступать тени, постепенно пожирающие все вокруг. Молитвенники – вот кого любит лес. Тебе же не помогут даже самые точные карты. Чтобы найти дорогу домой, тебе нужно сдаться на его милость, врасти, словно корень, в землю. Не роптать, когда получаешь болезненные уколы и тычки, не бежать от теней. Единственный способ справиться с лесом – научиться жить в нем.