– Бера попытается снова, – предупредил Левонн. – И в этот раз ему может помочь де Лабруйяд.
– И не только Лабруйяд, – угрюмо добавил Томас.
– Наделал новых врагов? – спросил с ироничной усмешкой священник. – Я поражен.
Томас вперил тяжелый взгляд в распятие. На момент взятия города церковь Святого Сардоса была бедна, но теперь утопала в богатстве. Свежеокрашенные статуи святого были увешаны ожерельями из полудрагоценных камней. На Деве Марии красовалась серебряная корона. Подсвечники и алтарные сосуды были сплошь из серебра и позолоты, стены расписаны ликами святого Сардоса, святой Агнессы и картинами Страшного суда. Заплатил за все это Томас, как и за украшение двух других городских церквей.
– Я наделал новых врагов, – признался он, не отрывая глаз от окровавленного Христа на позолоченном кресте из бронзы. – Но сначала скажи мне, отче, какой святой изображается стоящим на коленях посреди расчищенной от снега тропы?
– Расчищенной от снега тропы? – переспросил отец Левонн, хмыкнув, но потом заметил, что его собеседник не шутит. – Быть может, это святая Евлалия?
– Евлалия?
– На нее обрушили гонения, и мучители бросили ее голой на городскую улицу, чтобы посрамить, – пояснил священник. – Но благой Господь наслал метель, чтобы укрыть ее наготу.
– Нет, речь о мужчине, – возразил Томас. – И снег словно избегает его.
– Тогда святой Вацлав? Который король. Говорят, что под его ногами снег таял.
– То был монах, – упрямился англичанин. – На картине, которую я видел, он стоял на коленях на траве, и вокруг был снег, но на нем самом – ни снежинки.
– Где эта картина?
Томас поведал ему о встрече с папой в авиньонском дворце и о древней фреске на стене.
– Тот человек был изображен не один, – закончил рассказ Томас. – Второй монах выглядывал из хижины, а святой Петр протягивал первому меч.
– А… – протянул Левонн с оттенком странного огорчения. – Меч Петра.
Тон священника заставил Томаса нахмуриться.
– Послушать тебя, так это зло. В мече кроется дурное?
Отец Левонн пропустил вопрос мимо ушей.
– Говоришь, встречался с его святейшеством? Как он?
– Плох, – ответил Томас. – И весьма милостив.
– От нас требуют молиться о его здоровье, что я и делаю, – пробормотал священник. – Это хороший человек.
– Он ненавидит нас, – заметил Томас. – Англичан, в смысле.
– Я и говорю, что он хороший человек. – Отец Левонн рассмеялся, потом снова посерьезнел и продолжил, осторожно подбирая слова: – Неудивительно, что картина с мечом Петра находится во дворце его святейшества. Быть может, ее смысл просто в том, что папство отказалось от использования меча? Фреска показывает, что если мы святы, то должны отказаться от оружия?
Томас покачал головой:
– Там кроется какой-то сюжет. Зачем иначе другому монаху выглядывать из хижины? Почему снег расчищен? Картины рассказывают истории! – Он указал на росписи, украшающие стены храма. – Зачем здесь эти изображения? Да чтобы поведать неграмотным о том, что им нужно знать.
– Тогда этой истории я не знаю, – признался отец Левонн. – Хотя о мече Петра мне слышать доводилось. – Он перекрестился.
– На той фреске у меча было расширяющееся к концу лезвие. Наподобие фальшиона.
– Малис, – едва слышно пробормотал отец Левонн.
Несколько мгновений, считая удары сердца, Томас хранил молчание.
– «Семь темных владык хранят его, – процитировал он стих, который монахи-доминиканцы разносили по всему христианскому миру, – и они прокляты. Тот, кому суждено править нами, найдет его и будет благословен».
