182 - страница 9

А у Великопольского финансы поют романсы. Разве что алмазы родительские продать, – и то не хватит.

«Впрочем, – думает, – сказка ложь, да в ней намек. Не съездить ли, в самом деле, в этот Талабск для спасения фамильных драгоценностей?»

Да рыба-то вся уже подо льдом… Эх, где такого лекаря сыскать бы, что вылечит безденежья недуг!

Кто Пушкина во Пскове больше всех дожидался, так это доктор Всеволодов, инспектор врачебной управы. Больничка в городе маленькая была, всех страждущих не вмещала. А если зазвать Пушкина стихи почитать, – кто-то обязательно выздоровеет, и место освободится.

Оно, конечно, больной больному рознь. Иной с одного стихотворения воспрянет, а иного целой поэмой с первого раза на ноги не поднять. Или, скажем, «На холмах Грузии» «сердечникам» хорошо помогало, а у кого заболевания дыхательных путей, тем – нет. Тем «К другу стихотворцу» читать надо.

Пушкин, по доброте душевной, соглашался. Опять же, приятно людям здоровья прибавлять. А все же, случалось, и роптал:

– Что ж за место такое для больницы – у Гремячей башни, да в Волчьих Ямах! Как тут людей спасать? И Гомер бы надорвался.

Один больной особенно тяжелый был. Тимохой звали. Тронулся, бедняга, и как раз из-за Гремячей башни. Его у самой больницы подобрали, без сознания лежал. Долго ни словечка не мог вымолвить; думали – удар с ним случился. А потом как разговорился – не остановить. И все про то, как в башню лазил.

– Там в подполе царевна, – рассказывал, – вместе с приданым замкнута, и ону нечистая сила охраняе. Кто-то ону проклял. Покуда кто не приде, молитвы семь дней не почитае, ни рукам, ни ногам пошевельнуть не смогет.

Всеволодов ему, бывало:

– Да на что тебе царевна? У тебя разве дворец?

– У мене-то изёбка, да у ей золота – ступить негде. Так и блистае, так и звОне. Оттого и башня – Гремяча.

– И как, спас?

Мужик крестится:

– Ох, доктор! Я вошедши, а она как гляне! И сразу мене нечиста сила вон вынесла. Хотели мене в Пскову, да я за дерево ухвативши. Сам твержу: «Радуйся, Николе, великий чудотворче!» Мене на воздух как подыме – и к вам.

Днем и ночью про царевну рассказывал, никак успокоиться не мог. Так ему два раза пришлось первую главу «Евгения Онегина» прочитать, тогда только отпустило.

А как в следующий раз Пушкин во Псков приехал, Тимоха их с доктором благодарить пришел, здоровый уже. Целый короб свежей рыбы принес.

– Где ж ты столько наловил? – Всеволодов спрашивает.

– Это с озера Псковского, дядька мой вам приславши с поклоном.

Пушкин так и подскочил:

– С озера Псковского? А что за рыба? Судак?

Мужик подмигивает:

– Тю! Судак! Это, барин, государева. Хороша рыбка, вам пондравится.

– Да где же дядька твой живет? Не в Талабске?

– В Талабске.

– А далеко ль до Талабска плыть?

– Чужим не близко. А свои быстро лётают. Их ветер гоне.

Пушкин в короб заглядывает:

– Золотую бы не съесть ненароком.

А Тимоха смеется:

– Не-е. Золотой тут нету. Одная серебряна.

Конечно, рыбу на обед приготовили; сели дегустировать.

Всеволодов удивляется:

– Сколько здесь живу, а такой не пробовал. Даже и названия не слышал.

Пушкин сразу о говорящей рыбке речь завел. А что? Всеволодов – человек порядочный, доктор к тому же, очень бы в экспедиции кстати пришелся. Опять же, новую больничку построить не помешает.

Доктор на это:

– Я, Александр Сергеевич, в сказки не верю, я верю в людей. Буду насчет больницы с губернатором разговаривать.