Тут ухмыльнулся сидящий рядом с главарем урка:
– Сидел, говоришь? А кого из сидельцев знаешь?
– Кого знаю, а кого нет.
– Не крути, сучонок. Я тебе не фраер, а вор. Так кого знаешь? – жестко надавил голосом вор.
Пришлось сделать вид, что поддался, и начал перечислять:
– Бритву знал, Черепа, Петлю. Еще Шило…
– Погодь. Опиши Бритву.
– Высоты, наверно, как ты, в плечах… малость пошире. Седые виски. Шрам вот здесь, – я показал на себе пальцем. – Нет трети левого мизинца.
– Похоже, знаешь… или тебе его описали. По фене ботаешь?
– Не говорил и не буду. Дурные слова тянут за собой злые мысли и пачкают душу. Не нужно это человеку.
– Амбал для отмазки? Взять смехом на характер? Влепить скачок? Ну! Быстро!
– Вор, несущий краденое. Сыграть перед потерпевшим честного человека. Обворовать квартиру.
– В дежку долбили?
– Нет на мне срама мужеложства. Мне Савва Лукич помог, – увидев вопросительный взгляд вора, пояснил. – Граф.
– Граф? Он что, еще не помер? – в голосе вора прозвучало удивление.
– Помер. Спустя полгода, как меня закрыли. Все эти полгода я за ним ухаживал.
– Славный медвежатник был. Земля ему пухом, – он задумался на минуту, потом поднял на меня глаза. – Раз Графа хорошо знал, тогда скажи мне: какую он в молодости кликуху имел?
– Фомка.
– Знаешь. С кем на рывок пошел?
– Череп, Шило, Костыль, Бугай и Крест.
– А вышел один? – тут старый вор как-то хищно усмехнулся.
Я промолчал.
– Ладно, не говори. Все, разговор закончен. Атаман, – обратился он к главарю. – Сидел он. Зуб даю.
– Хорошо. Иди, – главарь какое-то время задумчиво смотрел на меня, потом сказал. – Все так, но нет к тебе у меня веры, старовер. Вроде все складывается, а сдается мне, что двойное у тебя нутро. Вот я сижу и думаю: может, все же прикопать тебя от греха подальше?
Спросил он сам себя, а глянул с прищуром на меня. Самое интересное, что он меня сейчас не на испуг брал, а просто размышлял вслух о том, что со мной делать: убить или оставить жить? Я же лихорадочно просчитывал свои возможности, пытаясь понять, хватит ли у меня сил уложить этого бугая, завладеть оружием и попробовать уйти через распахнутое окно, выходящее на заросший огород. По всему выходило, что нет, но умирать как баран под ножом мясника я не собирался.
– Матвей! – вдруг неожиданно закричал главарь. – Матвей!
В следующее мгновение в горницу ворвался бандит с револьвером в руке, явно готовый пристрелить меня. Помимо револьвера у него за поясом был заткнут обрез, а еще висел штык-нож. Судя по скорости его появления, он зашел в дом, как только вышел урка, и тихо стоял, ожидая команды. Теперь мне было понятно, чем была вызвана спокойная расслабленность атамана. Очередная бандитская проверка. Он, видно, уже ловил других на такой крючок. Сердце мое дрогнуло и на долю секунды замерло, словно в ожидании своей дальнейшей судьбы. Сдаваться я не собирался, а только подобрался, готовый ко всему, как атаман неожиданно спросил своего подручного:
– Телегу на пасеку собрали?
– Сделали, как ты сказал, атаман.
– Заберете парня с собой.
Я облегченно выдохнул воздух. Сердце радостно застучало в ребра, крича: «Живой! Ты живой!» Я вышел из дома, радуясь солнцу, теплому ветерку и даже бандитским мордам, которые сейчас рассматривали меня.
Матвей подвел меня к двум бандитам, которые с ленивым интересом оглядели меня.
– Что с ним? – спросил один из них, молодой русый парень с озорными голубыми глазами и пшеничными усами.
