Дух грубой рабочей силы витает в зале. В зале явно ощущается присутствие настоящего рабочего класса. Именно он, неуклюжий и немногословный, теперь составляет основной стержень ГТС.
Оказывается, я совсем не знаю своих людей. На мое сообщение о том, что правопреемница ТТС – Городская телефонная станция как узко профильное специализированное предприятие, отныне полностью сосредотачивает свои усилия на решении конкретных вопросов, а именно эксплуатации и развития, собственно, телефонной сети и радиофикации областного центра, присутствующие в зале реагируют шумным одобрительным гулом.
Особенно заметна радость на лицах работников линейно-кабельного цеха. Еще бы! Теперь их труд не будет сравниваться с трудом цехов межгорода и телеграфа явно по специфике и условиям, несоизмеримым с их «приземленным» а поэтому, тяжелым трудом, с тяжестью, имеющей свойство многократно усиливаться под воздействием сурового климата.
Они рады, что ушли с пути два цеха, которые при подведении любых итогов соцсоревнования, своими гораздо легче добытыми результатами, непроизвольно складывающимся укором, невольно подчеркивали «никчемность и ущербность» ИХ работы.
Пусть работают сами по себе междугородчики под крылышком управления связи. Мы завидовать им, по примеру радиоузла, не будем.
Радуются гэтээсники. Они же видят как довольно их конкретное начальство – и Бугаенко и Висящев, успевшее уже разъяснить, что теперь у администрации ИХ предприятия иных, более важных, чем их, линейщиков, забот – нет. А славу свою они заработают сами. Только оценивать её надо справедливо. И прокормить себя новое предприятие, они уверены, сумеет.
Оригинальничает в своем выступлении Висящев:
– Виктор Васильевич, цех ЛКЦ поздравляет вас с новым назначением, – и поясняет, – теперь вам, как кучеру, еще вчера управляющему конем и трепетной ланью в одной упряжке, не придется выбирать кто из них лучший. Осталась в упряжке одна рабочая лошадь…
Для меня становится совершенно неожиданной обида, откровенно выплескиваемая оставшимся мне коллективом, на канувшую в лету Телеграфно-телефонную станцию. Я воспринимаю её уже спокойно и понимаю – эта обида не за последние два года. Это обида, скопившаяся тогда, раньше, до моего правления. Но как оказывается глубоко она сидит в сердцах линейщиков! Хотя была в сложившейся ситуации, безусловно, и вина их самих.
По большому счету, эмоции, особенно кабельщиков, мне близки. Анализируя наедине с собой работу на ТТС – задавал сам себе вопрос. Почему именно под моим руководством удалось практически за год вырваться предприятию из глубочайшего кризиса, почему этого не произошло ни под руководством Мирославцева, Мартьянова, Макарычева, Ковалева, наконец?
И приходил к убеждению, – они, конечно, понимали ключевое значение линейно-кабельного цеха в функционировании всей связи. Но они не прочувствовали на своей шкуре, на личной практике, всей тяжести этой работы и ответственности за её результаты на себе. Так, как это прочувствовал я во времена своего становления как связиста в Эксплуатационно-техническом узле связи, когда вынужден был, несмотря на высокую занимаемую должность, с лопатой в руках, наравне с рядовыми монтерами и кабельщиками их работу выполнять.
В силу склада своего характера и опыта, на ТТС я просто не мог давать оценку их труду, прежде, не пропустив ход действий работников линейно-кабельного цеха через себя, через свое восприятие. Именно это обстоятельство дало мне возможность холодным рассудком, руками Висящева и Бугаенко, справедливо, и распределить, и оценить их труд. И именно это и привело ТТС к выходу из кризиса.
