1999 - страница 13

– Позвони мне, позвони, – пропел я, пытаясь скрыть пошлые обертона.

Алла швырнула мобильник в угол и, скинув халат, подошла ко мне. Полотенце я убрал сам. Дольше уже не о любви будет. Незачем вам знать все эти людские секретики. Их полно в Интернетах и на литературных конкурсах…

А вот потом, после полового фитнеса и торжества инстинктов, можно открыть глаза и взглянуть на мир, полный книжных истин и мятых простыней.

– Я открою балконную дверь? – спросила женщина.

– Это твоя дверь, открывай. Сегодня все двери открыты! Сегодня ночь открытых дверей, Алла! – ответил я, опять почувствовав какую-то нелепость в словах и окружающем мире.

Но моя регентша вроде ничего такого не замечала. Добрая луна осветила её гибкое тело в дверном проёме лоджии. Это было искусство! И прохладный осенний ветерок, скользнувший по спине, был лёгок, как мазки абсентиста Дега. Я снова захотел чая, только не мог самолично просить его, словно побирушка. Тут всё само собой должно как-то.

Но Алла стояла на балконе и я малодушно подумал, что обо мне забыто было. Её мысли, походу, улетели куда-то за пределы лоджии, а я тут на диване ничем не примечателен и хуй пойми кто. Это было глупо и я, одев штаны, тоже вышел на балкон. А там была осенняя прохлада, свет луны и спящий дворик с асфальтированной парковкой для транспортных средств.

Конечно, не всё кругом спало или тихо дремало. На детской площадке скрипели одинокие качели, а на парковке топталась бородатая фигура в распахнутой куртке. Человек тот был занят сугубо романтичным делом. Опуская в банку с белой краской широкую кисть, он выводил на асфальте кривыми буквами: «Алла, я тебя люб…»

Не знаю как вам, а мне эти слова показались дикими и несвоевременными. Я уже понял, кто там изливает душевные муки и кому. Но регент Алла стояла, словно вампир – белая, голая, холодная и жестокая. Она ждала последнего символа. А им был восклицательный знак.

Отец Андрей поставил банку с краской на газон и обратил чело к вожделенному центру своей роковой вселенной. А там, на балконе стояла она – ледяная и строгая. Как палач на лобном месте. Рядом был замечен я в виде постыдного орудия казни – такой засаленный топор с тупым лезвием. Ну и чтобы сказал тот придурок ангел по такому поводу? Сушки? Чай зелёный?

Я вернулся в комнату с «двойкой» по поведению. А снаружи, железная дева твёрдым голосом молвила: «Иди к матушке святой отец. И Бог простит тебя когда-нибудь…». Затем балконная дверь захлопнулась.

* * *

Я уже шнуровал кроссовки, когда Алла спросила:

– Ты сердишься или стыдишься?

– Иду спасать человека, – ответил я.

– К этому Аркаше опять потащитесь?

– Сначала туда. А там как Бог укажет.

– Бог ушёл от вас, глупцы.

– А зачем он тогда ангелов присылает?

– Это не ангелы, а души неупокоённые кружат вас во грехе и пустоте.

– Оно им надо?

– Им нет, а мне…

– Тебе? Ведьма ты, но поёшь красиво.

– Да, я пою красиво… Не обижайся.

Я торопливо покинул уютную квартирку с волшебной кухней и совмещённым санузлом.

На углу у «Сбербанка» шевелился батюшка, хлеставший из бутыли кровь Христову. Сначала он хотел этой посудой попасть в мою голову, но потом протянул её (бутыль) мне. Я тоже причастился и было в тех глотках нечто большее, чем обороты и градусы.

– У Аркаши унитаз сломали и ночь эта полна подлой магической дряни, – сообщил я о своих подозрениях.

– Да полна… И я хотел бы попросить… – краснея, вздохнул отец Андрей.