– Это явный фальшак, – сказала она, отводя глаза и борясь с искушением продолжать всматриваться в фрагменты. В эти дни более половины древностей, которые ей предлагали приобрести для музея даже самые уважаемые антиквары, оказывались подделками. Имитировать можно все – даже запах помета летучих мышей. – И чтоб ты знал: когда ты продал мне тот черепаховый сосуд, я понятия не имела, что он добыт нелегально. Ты ввел меня в заблуждение, подсунув сфабрикованные документы. Так что и не пытайся этого отрицать на допросе в полиции.
На самом деле все обстояло не так просто. Должностные обязанности куратора отдела древних майя в музее Гетти предполагали, что любая вещь, которую Чель приобретала для коллекции, должна быть официально задокументирована, а ее происхождение тщательно установлено. И с сосудом, который ей сбыл Гутьеррес, она тоже все сделала строго по инструкции, но, увы, всего через несколько недель после совершения сделки обнаружилось темное пятно в череде предыдущих владельцев сосуда. Чель прекрасно понимала, чем рискует, не сообщив об этом дирекции музея, но все равно не смогла заставить себя расстаться с изумительным историческим памятником, а потому просто сохранила его, никому ничего не сказав. Ей самой куда как большей бедой представлялся тот факт, что практически все историческое наследие ее народа свободно продавалось на «черном рынке» и любая вещь, которую она не успевала или не могла приобрести, навсегда исчезала в стенах домов частных коллекционеров.
– Пожалуйста, – взмолился Гутьеррес, пропустив мимо ушей ее жалобы по поводу сосуда, – спрячь это на несколько дней.
Но Чель уже решила разобраться со всем раз и навсегда. Открыв сумочку, она достала пару белых матерчатых перчаток и пинцет.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
– Обнаружить нечто, что убедит тебя – это не более чем подделка.
Полиэтиленовая обертка была все еще влажной от пота его ладоней, и Чель слегка передернуло, когда она это ощутила. Гутьеррес ущипнул себя за переносицу, а потом стал двумя пальцами тереть свои покрасневшие глаза. Даже сквозь мерзкий запах гуано пробилась вонь от его давно немытого тела. Но как только пальцы Чель проникли внутрь коробки и принялись перебирать кусочки древесной бумаги, все остальное в комнате перестало для нее существовать. Прежде всего глифы показались ей слишком старыми. История древних майя делится на два периода: «классический», охватывающий расцвет цивилизации с 200 по 900 год н. э., и «постклассический», включивший в себя ее упадок и продлившийся до самого появления испанцев примерно в 1500 году. Стиль и содержание письменных памятников майя претерпели под внешними влияниями заметную эволюцию и заметно отличались друг от друга в различные эпохи.
До сих пор не было обнаружено ни единого фрагмента древесной бумаги с письменами «классического» периода – все четыре уцелевших рукописи были созданы много столетий позже. Ученые знали, как выглядели классические письмена, только благодаря надписям, вырезанным на камнях древних руин. Но письмена на фрагментах, которые рассматривала теперь Чель, определенно датировались примерно 800—900 годами н. э., что представлялось совершенно невозможным. Иными словами, если это был подлинник, то он являлся самым ценным памятником мезоамериканской истории, известным научному миру.
Чель скользила взглядом по строчкам, выискивая ошибки – неправильно отображенный глиф, рисунок бога без соответствующего головного убора, выпадающую из хронологии дату. Но ничего не могла найти. Черные и красные чернила выцвели так, как и должны были. А вот синие сохранили свою яркость, что всегда отмечалось в подлинных рукописях майя. Бумага выглядела так, словно действительно пролежала где-то в пещере тысячу лет, став необычайно ломкой.
