21 Добрая Сказка - страница 11
Войдя в дом, Ирина начала собирать на стол. Баба Фёкла подоив кормилицу корову Марусю, что который год ей заменяла ушедшую дочку и даже была названа в её честь, зашла с подойником в дом и разлив молоко по крынкам, вновь повторила вчерашний ритуал. Ирина старалась запомнить каждое слово произнесённое старухой. Та, отговорив, вышла во двор из дома, чтобы выгнать коровушку в стадо, да и поговорить с местными женщинами о делах предстоящих.
Провожая кормилицу до околицы, она здоровалась с другими хозяйками, и помахивая хворостинами поправляли неспешную прогулку по улице, все кто стремился отправить на пастбище скотинку, для того чтобы вечером с нетерпением ожидать её домой. Проводив и сдав под надзор пастуха Ивана, баб Фёкла, как и вчера, стала собирать хозяек возле себя, чтобы обговорить, насущные проблемы:
– Ну что хозяюшки, опять требуется помощь всем миром. Надобно всю избу отмыть, отскоблить, да приготовить. Молодые рукастые, отработают. Муж ейный хоть куды. Уроки делать будет, что скажите.
– Чё даже на сеновале?
Дружный смех, взорвал круг женщин.
– Тебе бы Клавка, ток о том и мечтать, пред кем подол подать.
Осадила тут же, после смеха Фёкла Гавриловна, вновь вступившую в пререкание тетку. Новый взрыв смеха, лучше всякого аргумента заставил прикусить язык, ту, что уже завидовала молодым. Злая мысль ещё не сформировалась у неё в голове, но уже зависть поселилась змеёй в груди у неё, начиная разъедать душу. Поотстав от остальных женщин, Клавка, прошла до дома Гавриловны и тормознув возле её плетня, опёрлась о него. Баба Фёкла понимая, что разговор предстоит трудный, подбоченившись ждала начала атаки. И она последовала:
– Слышь, Гавриловна, мне почто дар свой не отдашь, пошто молодухе честь? Сама знаешь, я самая сильная ведьма, после тебя. Чего это ты решила дар на сторону передать, не дело то, что скажешь? С чего пришлой милость, али задумала чего? Свою Маруську не учила, так та и ушла за горизонт пустая, и теперь вона как поворачиваешь? У нас тоже дети, да мужики по паспортам тоже имеются. Или думаешь, ни кто не видит, как охаживаешь семейку эту? Чего сказать то хочешь?
Побледневшая Баба Фёкла, понимала – это вызов, причём вызов, после которого либо пришлых затопчут всем миром, либо признают и оставят полноправно на этой земле. Выдохнув, она подперев старую грудь руками скрещенными, выставив острый подбородок, пошла в контратаку. И хотя на улице не было видно ни кого, но их спор был слышен, и потому проиграть она не могла, ради тех, кто сейчас был в её доме, под её защитой.
– Ты спрашиваешь почему? Хошь верь, хошь нет. А больше не кому, передавать дар. Тебе что ли? Не спорю, ты ведьма знатная. Да вот только вставши на путь этот, не проснулась. В душе у тебя Клавка мрак гнездится, и пока не вычистишь ты его, нет тебе моего учения. То, что вчерась тебя не позвали, так в том ток твоя заслуга. Да вродясь и семейная ты, и дочь есть, а не всё как у людей. Дочя двадцати годков осела в городе, а к матери и нос не кажет, да и мужик твой как пять лет уехал, так и пропал без вести. О чём это говорит, о том, что нет в тебе мира, потому и гнездо твоё опустело. А пришлая, то она пришлая, да токо кровь в ней наша, чую, быть ей мудрой ведающей. Пущай дар в ней спит пока до времени, да только посильней меня она будет ко времени. Не одного спасёт и вылечит. Скоко мене осталось токмо богам ведомо, но всё отдам ей. Моей наследницей будет, коль родную дочь прибрала Навь, значит на то воля неба, а ту, что послали, ту и буду учить, покудова сил хватит. Ты можешь не приходить, в дом к ней, нет в тебе нужды, и в даре твоём. Чую беду можешь токмо принести, так что не утруждайся. Там нужны только чистые сердцами женщины, а ты и так рябая, и так в душе выщербленная. Иди и подумай, авось время тебя излечит, от хворобы, что злость да зависть зовётся.