– Потрогать можно? – протянул руку Никлас, едва не касаясь прозрачной кожи беса.
Ни один мускул так и не дрогнул на лице бездушной особи – рассмотрев дерзкого юношу, арбитр накинул на голову капюшон и, резко повернувшись, двинулся к выходу на улицу. За ним двинулись и остальные – перед тем как пойти следом, беловолосая Кристина Брандербергер неожиданно Никласу подмигнула.
Когда в холле не осталось никого из делегации культистов, сверху раздался дрожащий голос испуганной уточки, из которого совершенно исчезли протяжно-капризные нотки – отчего шепелявые звуки слышались более явно.
– Господи, господи… Катён, ты тоже почувствовала?
– Да, – коротко ответила валькирия чуть сдавленным голосом.
– Что это было?
– Арбитры обладают способностью подавлять волю людей, кратковременно лишать их разума, вызывая страх. Похоже, Никлас Андерсон обладает к этому иммунитетом. Нас еще затронуло совсем краем, основная мощь арбитра была направлена на него.
– Или он просто твердолобый идиот, который даже не знает, что такое страх, – запинаясь и постукивая зубами, негромко пробормотала уточка – похоже, она несколько потеряла над собой контроль.
Говорила модная девушка негромко, но у Никласа был очень острый слух, к тому же в холле стояла полная тишина. Юноша обернулся, пристально посмотрел в глаза испуганной капризной уточке. И вдруг улыбнулся. Криво, одними губами – глаза его оставались холодными. Модная «красотка» буквально оцепенела под взглядом его темных глаз.
– Сударыня, не имел чести быть вам представленным, – голос Никласа прозвучал негромко и холодно.
Пауза.
– Марша Юревич из Троеградья, гражданка первой категории, – произнесла Катрин, представляя замолчавшую, словно язык проглотившую, спутницу.
– Мой отец – Роберт Юревич, купец первой гильдии и глава Торгового Дома Юревича, уважаемый и влиятельный человек в Троеградье, – тут же дрожащим голосом добавила уточка. Именем отца бриллиантовая девушка как будто выставила щит, словно защищаясь от столь неприятного и пристального взгляда.
– Невероятно впечатлен знакомством с дочерью купца первой гильдии Роберта Юревича, мое почтение, – небрежно обозначил намек на поклон Никлас.
После его слов Катрин Брандербергер даже не стала сдерживать усмешку, хорошо уловив сарказм в голосе. Никлас же, глядя снизу вверх на Маршу Юревич, продолжил:
– Сударыня, несмотря на несказанную радость от чести знакомства с дочерью столь уважаемого человека, смею указать на вашу ошибку: мои когнитивные способности не на столь низком уровне, чтобы я попадал под классификацию идиота. Но в некотором роде вы правы, со страхом у меня особые отношения.
Катрин вдруг, больше не пытаясь сдерживаться, коротко и звонко рассмеялась. Она была наследницей рейхсграфа и после окончания учебы последний год ей часто приходилось общаться с высоко сидящими людьми ограниченных взглядов. Поэтому Катрин как никто другой знала, что иногда в ответ на грубость, вместо того чтобы сказать просто: «Сама дура», – приходится дипломатично громоздить велеречивые конструкции.
Несмотря на звонкий смех Катрин, на лице Никласа не появилось и тени улыбки. Говоря сейчас про особые отношения со страхом, он совершенно не лукавил. Мучительная тревога и муторная тяжесть в груди, издерганное состояние, постоянно потные ладони, бьющееся в горле сердце, частая оторопь, сухость во рту – от которой не избавиться, сколько ни пей воды; давящее чувство приближающейся панической атаки, дрожь и холодный пот, бессонница – все это было его постоянными спутниками с того самого момента, как он себя помнил.
