23 истории поэта - страница 2

Глаза опуская лениво,

Я снова с сердцем открытым.

Верните меня на небо.

Я стану таким, как и прежде.

Преданным и любимым,

С душою ласковой, нежной.

Там станет немного иначе,

А люди останутся прежними.

Верных мы встретим чаще,

А преданные, не станут грешными.

Земные люди неизменимы,

Пусть даже стараются сильно.

Но я поднимусь на вершину

И всем покажу свою силу.

Пустите меня на небо.

Я безумно хочу вернуться.

Здесь мне невыносимо,

И я не смогу обернуться.

Пустите меня в эти двери.

Кричать я не перестану.

Прошу, умоляю простите.

На руках моих кровавые раны.

Вся голова избита,

Но я продолжаю верить.

Прошу, меня заберите,

Я хочу заново всё изменить.

Я снова хочу проснуться,

И быть как мирское дитя.

Я не смогу обернуться.

Прошу вас, верните меня.

Верните меня на небо.

Я просто хочу видеть звезды.

И я почему-то уверен,

Что это еще не поздно…

Февраль 2013

Когда я закончила читать это стихотворение, то увидела, что учительница утирает ладонями слёзы, тихонько скользящие по её лицу. Она ничего не сказала. Наверное, тут и не нужно было никаких слов.

Мне всегда казалось, что рассмешить или довести человека до слёз (в хорошем смысле) очень трудно. Нужно подобрать слова так, чтобы они выстроились в определенный эмоциональный ряд и произнести таким образом, чтобы их смысл, как лёгкая дымка, ненадолго осел в воздухе. Но если смех, улыбку, «показательное счастье» можно подделать, то слёзы насильно выдавить из себя фактически невозможно. Нужно быть профессиональным актёром, чтобы добиться такого результата. Слёзы куда искреннее, чем смех. Слёзы всегда настоящие.

Я давно читала стихи, и умела делать это хорошо, с выражением. Участвовала в нескольких конкурсах «чтецов» и занимала достойные места. Поэтому знала, как можно стихами довести до слёз. Но свои я еще так никому не читала.

О первых стихотворениях знали только родители. Их это немного пугало.

И сейчас я расскажу почему…

«Не так больно смотреть на мертвых,

Как больно смотреть на живых…»

Это всё еще был одиннадцатый класс. Первая неделя после зимних каникул. Второй урок алгебры. Я сижу на первой парте, клюю носом, и мне приходит сообщение от знакомого: « … не стало». Я, ничего не понимая, начинаю трясущимися руками писать в ответ: «В смысле? Ты не шутишь? Когда это произошло? Как?». И когда мне пришло сухое: «Серьезно. Не шучу» – на глаза начали медленно наворачиваться слёзы. Середина урока, ни выйти, ни отпроситься. Сижу жду. Пять минут… Десять… Пятнадцать… В голове только одно: «Как это могло произойти? Вдруг меня так безбожно обманывают? Может, решили разыграть? Нет. С таким ведь не шутят…». А вокруг одноклассники – умники решают уравнения, бездельники беззаботно смеются на задних партах и я – в полной прострации и еле скрываемой панике.

Как только прозвенел звонок, я выбежала в коридор, чтобы созвонится с этим знакомым и выяснить всё, что только можно было о произошедшем.

Оказалось, мой бывший одноклассник, с которым мы учились вместе девять лет, дружили с самого детства и жили в соседних подъездах, погиб этой ночью. Как мне рассказали, он с друзьями ехал на электричке на дачу. А когда они уже прибыли на станцию, решил немного пофотографировать пути. В этот новый год родители подарили ему фотоаппарат, о котором он давно мечтал, а железная дорога ему полюбилась уже очень давно. И всё бы ничего, но тёмная ночь и наушники в ушах сыграли с ним злую шутку. Он просто не услышал звука приближающегося поезда…