Душой.
Солнце медленно скатывалось за дома, окрашивало небо в ярко-розовый, апельсиновый и коричнево-оранжевый цвета. Музыка на фоне и смех постепенно стихали. В какой-то момент я обернулась, чтобы оценить оставшуюся публику, и поняла – все разбежались. На лавочке недалеко от выхода сидел Макс, младший брат Дениса.
Они не были похожи на братьев или хотя бы дальних родственников. Дэн был среднего роста, носил длинные пшеничные волосы. Блондин с голубыми глазами – это ли не мечта? Свои недостатки он компенсировал природным обаянием, умением убалтывать девчонок и походами в качалку – мышцы выпирали даже через рубашку.
Зато младший брат всячески избегал шумных компаний и обычно либо не участвовал в тусовках, либо появлялся к самому их окончанию. Он был очень высоким, как минимум на голову выше меня. Тёмно-каштановые волосы вечно торчали в разные стороны. Черты его лица были острыми, вызывающими, а взгляд – тяжёлым. И хоть цвет глаз у Дениса и Максима совпадал, те, кто не знали Шошиных, не верили, что они приходились друг другу братьями.
Особенно они отличались характером. Окружающие не понимали, как можно быть настолько разными? Дэн в любой компании быстро завоёвывал доверие, а Макс вечно огрызался и отмалчивался.
В другой день я бы не обратила внимания на парня, но именно сегодня видеть его не хотелось. Каждой своей чертой он напоминал своего брата, а мне нужно было выкинуть его из головы как можно скорее.
Именно поэтому я встала со стула, убрала подушку, спрятала блокнот с корявыми стишками в сумку и двинулась к выходу. Макс тоже резко подскочил с места и буквально ломанулся к небольшой надстройке, через которую мы попадали на крышу.
На месте, где он сидел, остался валяться белый лист.
– Эй, ты забыл! – крикнула я в удаляющуюся широкую спину и нехотя подбежала к лавочке. Ветер едва не вырвал из моих пальцев бумажку.
– Это не моё, – рыкнул парень через плечо и скрылся в темноте.
Потерянная и разбитая, я стояла в одиночестве на крыше, пялилась в темноту тамбура – так мы называли помещение, в котором находилась лестница в дом, – и не знала, что делать.
Всего один взгляд может изменить целую жизнь. Потухшую и бессмысленную. Со мной было так же – от безнадёги перевернула лист другой стороной и застыла.
Потому что там – на белой мятой бумажке – была нарисована я. И это стало первым шагом к моей цели.
Мне очень понравилось.
Рисунок был пронизан грустью и безысходностью, я на нём смотрела в никуда и грызла кончик ручки – наверняка автор застал меня в тот момент, когда я пыталась написать стихи. Это был скорее набросок, чем полноценное изображение, – корявые штрихи карандашом и только общий контур.
Но мне нравилось.
Наверное, потому, что художник вложил в него душу. Или потому, что общие шероховатости указывали на спешку – наверняка меня рисовали навесу, в неудобной позе, когда пришла «муза». Скорее всего, автор оставил картину на лавочке, а Макс не заметил и сел на него.
В мгновение ока меня захлестнула такая злость на младшего Шошина, что кулаки сжались от несправедливости.
– Не мог свой зад в другом месте бросить, что ли? – бурчала я и разглаживала лист.
Отчего он был помят? Сделал ли это художник? Или… Макс?!
Я быстро спустилась домой под бешеный грохот сердца, осторожно зашла в квартиру, чтобы не разбудить родителей, и сразу же нарвалась на отца. Он стоял в коридоре и покачивался из стороны в сторону, как тонкое дерево на сильном ветру. Мутный взгляд внезапно сфокусировался на мне.
