Следующий день, как и предыдущий, выдался дождливым. Когда родители ушли на работу, Алёша как ни в чём не бывало устроился в любимом кресле. Смятый плед, раскрытая книга так и лежали на полу. Мальчик вспомнил произошедшее – и даже не вздрогнул. Надо ж быть таким глупым! Хорошо, что никто не видел. Стыдобище. Он бросил косой взгляд на гарнитур и усмехнулся.
Алёша взял книжку. Прервался он как раз на том месте, где к яме подходит слон и распугивает змей, а Сердар под шумок улепётывает.
Только мальчик прочёл первый абзац следующей главы, ему почудилось… покашливание. Тихое-претихое. «Кхе-кхе». Насторожился. Потом решил, что это старушка – соседка снизу. Ты ведь знаешь, звукоизоляция в хрущёвках никудышная.
Он стал читать дальше, но покашливание повторилось громче – будто бы здесь, в Алёшиной квартире.
«Кхе-кхе-кхе».
Голос показался очень знакомым.
«Бабушка?» – пролепетал Алёша вслух.
Бабуля умерла с год назад. Нежданно-негаданно. Он её очень любил и скучал.
«Эх Алёша-Алёша», – отчётливо произнёс знакомый с младенчества голос. Он напомнил о морщинистых руках, тёплой улыбке, сладком чае и поджаренной до золотистой корочки картошке.
Зовя бабушку, Алёша вскочил с кресла, бросил книгу, стал метаться по квартире. Заглянул в кухню, ванную, стенной шкаф в прихожей. Никого.
«Алёшенька, да тут я», – сказала бабушка громко. Вот теперь мальчик уловил, откуда шёл звук. Из-за румынской стенки. «Бабуш, ты как туда попала?» – спросил он, глаза по пять копеек. Он и верил, и не верил. «Да вот как-то так», – уклончиво ответила старушка.
«Выпусти, – говорит, – меня из-за стенки. А то тесно мне тут, аж дух спёрло. У самой сил нету отодвинуть». Алёша, понятное дело, даже не раздумывал. Навалился на стенку, кряхтя. Ещё. Ещё. Ничего не получалось. Оно и понятно – шкафы-то стяжкой сцеплены, сдвинуть их не так просто. Алёша старался-старался – и всё никак. А бабушка звала, звала, поторапливала: мол, чего копаешься. Алёше стало до слёз обидно, что никак не выходило освободить бабушку.
А потом его осенило. Он побежал в ванную, достал из-под ванны длиннющий папин лом. Приладив его как рычаг, он наконец добился своего: крайний шкаф натужно заскрипел, накренился и, падая, увлёк за собой все остальные. Грохот, звон. Побились стёкла, расколотился сервиз.
Алёша отскочил. Никогда ещё сердце у него не трепыхалось так отчаянно.
Никакой бабушки там не оказалось. И змей тоже. Было только окно. Серое от пыли, с намертво вколоченными в дерево шпингалетами. За окном густая мгла слоисто проплывала мимо. Ни деревьев, ни песочницы, ни турников, ни соседнего дома, ни дождя – ничего, что должен бы видеть Алёша. Только дрейфующая клочковатыми слоями серая мгла.
В стекло что-то стукнулось раз, другой, третий – и вновь растворилось в тумане. Мальчик не успел разглядеть. «Я тут, за окошечком, – сказал бабушкин голос. – Ты форточку отопри – я уж как-нибудь…»
Крошечная защёлка встряла намертво – никак не хотела поворачиваться. О шпингалетах и думать нечего – сидели в своих гнёздах как влитые. На сей раз помог молоток. Мальчик аккуратно стукнул пару раз по кончику ручки – и защёлка повернулась.
Алёша дёрнул. Затрещала, полетела хлопьями белая краска.
С внешней створкой форточки оказалось проще – легко открылась…
– А давай-ка выпьем, – прервал свой рассказ дядь Володя. Хлопнул в ладоши, задорно потёр лапки.
Илья не возражал. Сам потянулся за бутылкой.
