Зал шумел и волновался, как штормящее море.
– Мне доставили личное дело орнитолога Шварца! – закричал председательствующий, перекрывая рев коллег.
В зале тут же восстановилась тишина.
– Валерий Данилович Шварц, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, – начал читать академик Жигулев, – с отличием окончил биофак Санкт-Петербургского госуниверситета, специализировался на орнитологии. Почти десять лет проработал научным сотрудником в зоопарке, писал диссертацию о проблемах размножения бакланов в неволе, но так ее и не дописал. Уехал на биостанцию после тяжелого развода.
Доцент Филимонова внимательно посмотрела на изображение.
– Вот фотография Шварца, – продолжил Жигулев.
На проекционном экране возникло мужское лицо. Немногочисленные женщины, сидевшие в зале, ахнули. Молодой человек был невероятно, просто сказочно красив, казалось, он сошел с рекламного плаката. Мужественное, четко очерченное лицо, яркие голубые глаза, открытый взгляд, твердая, но вместе с тем чувственная линия губ…
Рыжая Филимонова прищурилась еще сильнее. Шварц был красив, но не в ее вкусе. Ей нравились мужчины постарше.
– Что касается обнаружения яйца, то его нашел не орнитолог, а энтомолог Курочкин, – пояснил Жигулев, – этот ученый изучал пути миграции бабочек-аполлонов. На краю ледника он упал и начал скользить вниз. Наконец движение энтомолога затормозилось, и Курочкин остался лежать лицом вниз на льду.
В зале стало так тихо, что было слышно жужжание ползавшей по окну мухи. Академики сидели с открытыми ртами, боясь упустить хоть слово из рассказа Жигулева.
– Курочкин, лежавший на прозрачном леднике, посмотрел вниз, в толщу льда, и увидел там, на глубине примерно полуметра, что-то круглое. Сперва энтомолог решил, что это камень, но он имел слишком уж характерную форму яйца.
Слюнько, слушавший этот рассказ уже в третий раз, подавился и закашлялся. Он много лет охотился за яйцами динозавра, ночей недосыпал, обошел всю пустыню Гоби, в которой чаще всего находили такие яйца, но так и не нашел ничего, кроме нескольких невнятных обломков. А тут – целое яйцо! Живое! Слюнько буквально корчился от зависти.
В зале заседания становилось душно.
– Итак, – продолжил председательствующий, – нам надо сформировать группу из нескольких ученых, которые отправятся на биостанцию, расположенную на южной стороне Главного Кавказского хребта, в долине, и возьмут на себя всю ответственность за яйцо. Я пока не могу сказать, можно ли будет перевезти его в Москву или придется ждать на месте, пока животное вылупится, а потом везти его сюда самолетом.
– А зачем его куда-то везти? – робко подал голос молоденький аспирант Дмитрий Бубнов. – Ему там, на природе, будет лучше.
– Возможно, – с готовностью кивнул академик Жигулев, – только что он там будет есть? Зазевавшихся туристов?
– А он плотоядный? – испугался Бубнов. – Как стервятник?
– Барионикс гораздо страшнее стервятника, потому что он во много раз больше, – сказал профессор Слюнько. – И мяса ему надо очень много. Лучше всего наша птичка, или рыбка, то есть рептилия, – запутался он, но потом махнул рукой, – чувствовала бы себя в зоопарке рядом с тиграми. Хотя, я думаю, тигра он прикончил бы всего лишь одним ударом своих страшных когтей.
В зале заседания воцарилась напряженная тишина.
– Так, может, мы не будем его высиживать, – тихонько предложил Бубнов, – все мы помним, чем закончились истории про Кинг-Конга и Годзиллу. Давайте опять заморозим яйцо!
