– Так, хватит, я поняла, – раздражённо ответила Светлана Юрьевна, – иногда ты бываешь редкостной занозой в заднице.
– Навеивает воспоминания о детстве, – ностальгически протянул Вульф. – Но знаешь, как говорил один еврей… Нет, другой. А, этот не еврей. Нет, Гитлер тоже не был евреем… Да, наверное, этот… Так вот… «В чужой заднице занозу вы видите, а в своей бревна не замечаете…».
– Я очень сильно уверена, что там было как-то не так, – скептически ответила Серова.
– Возможно, – согласился Сергей Анатольевич, – я не очень силён в религиозных чтениях. Но общий смысл я верно передал, полагаю.
– Я поняла. Чего ты хочешь?
– У меня сегодня было очень разочаровывающее интервью, мне нужна поддержка моих самых близких родственников.
– Пить что ли? – устало вздохнула Светлана Юрьевна. – Знаешь, таким макаром наши прекрасные пятничные посиделки потеряют всю свою привлекательность.
– Отчего же, – возразил Вульф, – разве это не чудесно, когда каждый день – пятница! А тем более, самая приятная её часть.
В трубке опять раздался тяжёлый вздох.
– Так и быть, жди меня вечером, подъеду, как освобожусь.
– И я тебя люблю, сестрёнка!
***
– Я тебе говорю, я реально могу чувствовать их ненависть, когда они узнают о моей лысине, – делился откровениями с сестрой Вульф. – Сегодня, например, я был в сто сорок восьмой школе, и там была эта директор, Инесса Павловна, рассказала мне, что у них как раз физик недавно скончался…
– Какой ужас, – вздохнула Серова.
– Так и есть, – согласился Сергей Анатольевич, – и я решил поддержать диалог…
– Только не говори, что ты рассказывал ей эту историю про Игнатия как-его-там?!
– Конечно, я рассказывал её! Это одна из моих любимых историй! В ней всё прекрасно! Она затрагивает все аспекты человеческой жизни: слабость, любовь, верность. Здесь множество тех вещей, которые женщины так ценят в подобных рассказах, вдобавок, здесь совсем не хэппи-энд, что приносит некий философский смысл в эту истории, а также, мораль.
– Что же она ответила, когда услышала столь прекрасную историю? – с издёвкой на лице спросила Светлана Юрьевна.
– Ну… – неуверенно начал Вульф, почесывая однодневную щетину. – Она спросила, нет ли у меня проблемы с выпивкой. Я честно ей признался, что проблем нет, меру знаю. Хочет человек пить? Пусть пьёт, я ничего против не имею. Конечно, пьяные люди мне неприятны в общении…
– Ха, – хмыкнула Серова, – именно поэтому мы сейчас сидим на кухне, выпиваем коньяк и разговариваем по душам.
– Все верно, – подметил Вульф, – ты выразилась абсолютно правильно. Сидим тихо, мирно, никого не трогаем. Слова друг другу не говорим! Тем более, что такое полбутылки на человека? Не серьёзно же. Разве что по бюджету бьёт, это да… В любом случае у нас проблем с этим нет. Вот что нам следует говорить всем остальным. А ещё, потому что это правда.
– Хорошо, как скажешь. Так, что дальше было?
– Так вот, всё, она уже брала мою трудовую книжку, чтобы проверить все данные, и тут я увидел, как она бросает на меня этот скользкий взгляд исподлобья, и смотрит прямо на мои волосы…
– Мне кажется, ты себя накручиваешь себя.
– Нет-нет, точно тебе говорю! То в книжку, то на меня, то в книжку, то на меня, думала, наверное, что я не замечу. Про войну ещё зачем-то вспоминать начала, про отца своего вспомнила, говорит, герой он у неё. Ты же знаешь, меня хлебом ни корми, дай кем-нибудь похвастаться из своей семьи. Обычно я хвастаюсь тобой.
