Друзья по очереди спустились по лестнице и направились на стоянку, где их уже ожидал новый припаркованный серебристый део матиз.
– Вот это тачка, – присвистнул Айсберг. – Сколько она ест? Литров шесть-семь?
– Пять, – с гордостью ответил Ким. – И это если разгоняться до восьмидесяти!
– Шотган по праву перворождённого! – раздался зычный голос математика, и через мгновение, тот уже очутился на переднем пассажирском сидении.
«Избыточный вес имеет свои преимущества», – подумал Вульф про себя и уселся прямо за Громовым.
– Давайте, рулите мной, – попросил Ким, – я не частый посетитель баров, поэтому не знаю все злачные места.
– Что так? – удивился математик. – Какие-то принципы, или что-то вроде того?
– Да нет, – пожал плечами филолог, выруливая со школьной парковки, – просто последний раз, когда я был в баре, я немного выпил, буквально чуть-чуть, а потом очнулся в полиции рядом с каким-то непонятными человеческими телами. Живыми, но жутко агрессивными, даже будучи избитыми. Не мной, разумеется.
– Ох, не знаю, – пожал плечами Громов, – возможно, это был я. Половина из моих попоек заканчивается в приёмном отделении или драками.
– Дебоширишь, что ли? – решил уточнить Моисей Генрихович.
– Да не, – математик отмахнулся и похлопал себя по пузу, – я просто не любитель бегать от полиции. И от конфликтов.
– Помню, один раз друзья принесли какую-то вьетнамскую настойку со змеей, – встрял в обсуждение физик, – неплохая вещь, между прочим. В итоге она оказалось убойной, как вьетнамские ловушки с кольями для американских военных. Не помню, что было, помню, мне пришлось убегать от полиции.
– И как, успешно? – заинтересованно спросил Громов.
– Да не особо, – Сергей Анатольевич стеснительно почесал щёку, – наутро оказалось, что выпивали мы у меня дома, а убегал я от своей сестры, которая заявилась ко мне домой в полицейской форме. Но зато меня не избивали резиновыми дубинками, как это обычно бывает. – Выезжай вот здесь вот на главную, – сменил он собеседника, – и езжай прямо, до тех пор, пока каждые десять метров не будет попадаться на глаза пьяные тела, либо лёжа, либо в обнимку с фонарными столбами.
– Что, только те, которые стоят в обнимку или лежат? – недоумённо спросил Ким.
– Так и есть, – подтвердил Громов. – Те, которые сидят – то бомжи денег просят, а те, которые стоят – просто трезвые ячейки нашего общества.
– Всё-таки много людей пьёт, – печально вздохнул литератор, – и ничего с этим нельзя поделать.
– Ты так говоришь, как будто в этом есть что-то плохое, – склонившись над ухом водителя, произнёс Вульф. – Пьяница – горе в семье, так говорят. Правильно говорят, никто не спорит. Но посмотри на нас, – Сергей Анатольевич обвёл рукой всех присутствующих, – среди нас не так много семьянинов, не так ли. Я надеюсь, я прав? – растерянно спросил физик, опасаясь, что испортил такой прекрасный пример. – Ни у кого из вас жены с детьми нет же? Я просто посмотрел, колец вроде не носите.
– Нет, нет, нет, – дружно, в один голос отозвались коллеги.
– Хотя… – задумчиво протянул Громов. – Одна барышня пыталась на меня алименты повесить, дескать, это я заделал ей ребёнка. Сам я не помню, был под шафе, поэтому, на все инсинуации в мой адрес, я вежливо посылал её на три буквы.
– Куда-то конкретно? – полюбопытствовал Айсберг.
– Да, – кивнул Адольф Иосифович, – Г. Э. О. Генетическая экспертиза отцовства. Мадам визжала, обзывала меня всякими нехорошими словами, так, что даже наш начитанный друг, не слышал таких выражений. Но в конечном итоге, не смогла навязать мне чужого отрока и уехала с ним к маме в деревню.
