Соски Уты были двумя крошечными островками в море пены.
Она приподняла таз.
Полоска волос встала дыбом.
Впервые образ Ханса померк за образом Арно.
Она подумала о его руке. Глубоко между ее бедер. Начала ощупывать себя и обнаружила, что ее клитор набух.
Желание, готовность совокупиться проснулись в ней!
Зазвонил ее стационарный телефон.
Ута вздрогнула и почувствовала себя пойманной. Отдернула руку.
Через пять звонков включился автоответчик. Он был переключен на автопрослушивание.
— Дорогой Звонящий, — услышала Ута свои слова — Пожалуйста, оставь свое сообщение после сигнала, и я тебе перезвоню. Большое спасибо!
Последовал пип-тон. Затем голос ее матери, прочистившей горло:
— Дитя, это мама!
Ута вздохнула и сцепила руки. Погрузила свой стыд в пену. Она стеснялась присутствия матери, даже сейчас, в сорок два года и в пятистах километрах от нее!
Ее мать была верующей католичкой. Строго следовала указаниям Римского Папы. Особенно разделяла его взгляды на мастурбацию. И недвусмысленно объяснила это своей дочери во время полового созревания…
— Дитя, — раздалось из гостиной Уты — Я не получала от тебя вестей уже две недели. Все ли в порядке? Ты помирилась с Хансом?
Ута покачала головой и пробормотала:
— Забудь об этом, мама. Он уже был женат и является католиком. О следующей церковной свадьбе не может быть и речи. Твоя маленькая девочка будет вегетировать рядом с ним в грехе!
— ... и поэтому я верю… — без устали бормотала ее мать через дверь — ... что ребенок пойдет вам на пользу. Пожалуйста, перезвони мне, дорогая!
— Полностью с тобой согласна, мама, — заключила Ута, выходя из ванной — Насчет ребенка. Насчет перезвона — в меньшей степени...
Она села.
Ее возбуждение прошло, и ее груди снова стали мягкими. Они следовали закону гравитации…
Как бы мама отреагировала, если бы ее девочка забеременела без Божьего благословения?
Она завалила бы Уту звонками и письмами!
Об аборте, конечно, не могло быть и речи. Еще меньше, чем о ребенке, зачатом в грехе...
В конце концов, ее мать будет рассчитывать на Божье милосердие и примет маленького незапятнанного землянина.
Ута почувствовала головную боль, тихую и долбящую. Она начиналась от затылка и отдавала в левый висок. Через несколько часов эта боль распространится на всю левую сторону ее лица. Вскоре после этого начнется тошнота и рвота...
Ута страдала от мигреней с детства и знала врага. Ей нужно было действовать прямо сейчас, чтобы не мучиться несколько дней подряд.
Она вышла из ванны и закуталась. Пробралась на кухню. След, который она оставила, был сорок второго размера.
Почти уродство — ее эти ступни!
Она хранила в холодильнике почти все, что имело срок годности.
— Холод замедляет химические реакции, включая процесс старения всего сущего, — часто повторял профессор по химии во время ее четвертого семестра.
Взгляд Уты скользил по многочисленным маленьким и большим коробкам.
Она твердо верила в достижения фармацевтической промышленности.
В третьем тысячелетии никому не нужно страдать. Ни от боли, ни от депрессии. Ни от бессонницы, ни от тревоги!
«Имигран» находился в самом конце.
Ее последняя мигрень была два месяца назад.
Ута решила ей противопоставить сто миллиграммов…
Это было очень много, но Ута решительно приняла лекарство.
Боль потихоньку исчезала…
Захват врагом был успешно предотвращен!
В ванной Ута спустила воду. Вылила шампанское в раковину и вздохнула:
