– И чем кончилось?
– Понятия не имею, я не читал. Я у Кинга люблю только «Сияние», остальное мне не пошло. Да и то тут Кубрик всему виной. Хотя, может, в оригинале он интересней, я ж в переводе читаю. На английском никогда, наверное, не доберусь. А чем Фрай кончился?
Я честно напряг память, но обнаружил, что помню книгу только в общих чертах. То есть я помню сам замысел, но совершенно позабыл, чем в итоге она закончилась. Дав себе обещание при случае купить и прочитать Фрая заново, я с чистой совестью ответил:
– Дело не в том, чем кончилось, дело в самой идее. Гитлер действительно на свет не появился. Но это не помешало нацистам прийти к власти с ещё более сильным лидером, благодаря которому весь гитлеровский план удался. Ну то есть план, который мы знаем, как гитлеровский. Германия победила в войне со всеми кровавыми вытекающими. Понимаешь?
– Я понимаю. И как это относится к… – он сделал несколько расплывчатых пассов руками. – Как это относится?
– Да я подумал, что ты нашёл положительное в Гитлере как раз потому, что он проиграл. Именно поражение Германии в войне позволяет нам задаваться вопросом: почему это вообще произошло? И пытаться найти хоть какое-то оправдание.
Макс вдруг встрепенулся, но не сменил тона.
– Так нет же никакого оправдания! Я не оправдываю Гитлера ни в коем разе! Я всего лишь говорю, что только сейчас усвоил главный урок войны. Раньше я просто знал, что это плохо. Что Гитлер – гад, а мы герои. А теперь я не просто знаю. Я понял. Это же очень большая разница.
– Извини, не улавливаю.
– Современные фашисты – они почему фашисты?
– Почему?
– Заблуждения. Они фашисты, потому что им это внушили. Кому-то выгодно, чтобы было такое движение. Фашизм ведь – это убеждения, это ж не врождённое качество.
Последняя фраза Макса хоть и была утверждением, но звучала как вопрос или как полувопрос, именно так обычно строят интонацию, когда предполагается некоторое одобрение со стороны слушателя.
– Убеждения, – кивнул я. – Врождённых качеств вообще очень мало. У меня так и вовсе ни одного.
– Это всем известно, – Макс оценил шутку и тут же продолжил: – То есть любой фашизм не более чем заблуждение. Это как с демократией.
– Ты думаешь, демократия – это тоже заблуждения? Утопия? Хотя если рассматривать демократию как власть народа – то, конечно, утопия.
– Главное, чтоб она не стала антиутопией. А то в некоторых странах кричат про демократию, а сами уже печи разжигают да всё думают, на кого б натравить массы. О чём задумался?
Я действительно уставился на один из стоящих вдоль тротуара фонарей, надеясь, что за тёмными очками смогу скрыть нахлынувшую отвлечённость. Но Макса не проведёшь.
– Да я подумал, что говорил почти о том же два дня назад с Никитой.
– Никита? Твой белорусский друг, с которым ты как-то приезжал?
– Да, вчера вечером он сажал меня на поезд.
– И как он?
Макс, казалось, тут же позабыл, о чём мы только что разговаривали, и начал запутывать новую тему, но я знал, что это как свежий бокал лимонада с трубочкой – необходимая минутка, чтобы передохнуть.
– В целом нормально. Собирается эмигрировать.
– Куда?
– Он ещё не решил. Может, в Берлин, может, в Амстердам, может, в Окленд.
– Это в Новой Зеландии? Очень далеко. Нам направо.
Свернув на Владимирскую улицу, Макс решил было вернуться к неоконченному разговору, но его мысль, как обычно, уже неслась где-то впереди.
