49 оттенков индигово-сиреневенького - страница 7

И да, обращу: он сидел спиной к столу. То есть делал вид, что не смотрит, как меня трясёт от голода. И пока он отвернулся, мне можно жрать, а не кушать.

Но я всё-таки сдержалась и поела ложкой. Потом налила и выпила, не сильно удивившись, пуэр из чайника на свечке, стоявшего на столе. Пуэр был не такой, как дедов самодельный из девяносто пятого чая.

Поставила чашку. Закрыла глаза типа прислушаться, не хочу ли добавки. И собраться с духом обсудить задолженность.

И – уснула.

Проснулась в кровати. Чувствуя себя полной дурой. В первую очередь – от того, что понимала, что меня перенесли так, что не проснулась. И при этом мерещилось, что пока спала, он сидел рядом и смотрел. Как пёс на хозяйку, который тихонечко ждёт-не дождётся, пока она проснётся.

Эта строчка – она, если что, из вот этого момента. И начало идеи песенки «Подкроватия» – тоже. Про «с Подкроватией набитой очень злой и страшной свитой» – расскажу дальше.

Проснулась я от голода. Ну, тело поняло, что есть еда и надо жрать, пока дают. А ещё было противно, что пропотела.

Встала. Потупила на свежую футболку и трусы на спинке кровати. И на клейкер «слева ванной». Обычный ныне клейкер. А тогда – ещё один кусок нереальности. Я сначала затупила, что – слева ванной?

Переоделась, посмотрела на грязное с непонятками, куда его. Дошло про «слева ванной». Выпустила в клейкер шёпотом эмоции от собственной предсказуемости.

Справа от ванной в стене был шкаф с мылами, мочалками, шампунями, бритвой. Всё – нерусское. Кроме, наверное, полотенец.

Слева была горизонтальная дверка, как на почтовом ящике, а ниже – дверь с задвижкой. За дверью висел пластиковый мешок. Короче, обычный нишевой накопитель стирки.

Полминутки тупила у мешка, сражаясь с желанием понюхать. Вызванном мыслью, что мне вот сейчас надо кинуть… наше бельё обниматься в пакете. И что в пакете будет пахнуть – нами.

Ну, и тупила, изобретая и отбрасывая объяснения, зачем.

Хотя по сути – просто хотела, как любая лесная зверуха, узнать, как он пахнет. И в общем-то, всё. Без особого желания выяснить биохимическую совместимость и как часто он меняет носки с трусами.

Вот не скажу, сдержалась или нет.

Ладно… не сдержалась. Поняла, что зря, когда от запаха нахлобучило мозг так, что потянуло в ванную помыться. То есть – хер на приличия, – возлюбиться.

Стало стыдно. Сцепила зубы и пошла на кухню. Выперев на первое место голод.

На кухне было пусто. Только подсвет под шкафами горел намекающее в сторону холодильника.

И да, кстати. Про типовой деревня-хайтек вы сейчас в курсе. А мне тогда кухня из лиственных досок с бронзовой фурнитурой и коваными столешницами, куда вписаны плита, раковина и холодильник, показалась сказочной.

Но истинное, до перехвата дыхания от ужаса с восторгом, ощущение сказки грянуло, когда я открыла дверку холодильника.

Поясню.

Месяц до этого я жила не впроголодь. Впроголодь, когда я растягивала последние деньги, было два месяца как.

И я… сдерживалась, чтобы не копаться в помойках. Сдерживалась, чтобы не украсть хлеб в магазине. И даже не смотрела на магазины.

Когда тётка по выходным звала попить чаю – с трудом сдерживалась, чтобы не сожрать все печеньки. Хотя они были, в общем-то, всей едой. Пара печенек два раза в неделю. И ещё случайное что-нибудь.

Спала по 12 в сутки. От голода. А остальные 12 – уезжала уже наугад, а не в центр. И ходила с плакатиком «Я не говорю, но всё понимаю. Ищу подработку без оформления. Учусь очень быстро». И тыкалась с ним везде. Во все магазины, парикмахерские, столовые.