но никому не говорить,
что и где у меня
болит.
продолжать бродить в одиночку по парку, пить тупую отраву, до конца отравляя сгнившую душу.
я – недопоэт и пьяница, что посмел когда-то влюбиться в музу.
в детстве я воображала себя тамагочи
и пыталась казаться невидимой, незаметной.
я глотала истошные крики, соленые слезы ночью.
мама меня не заметила…
а бабушка в церкви ставила свечи,
исправно молилась и целовала иконы.
только я в углу каждый раз с силой сжимала плечи —
пыталась заглушить в чужих голосах свои стоны.
в душу страх пробирался и скрещивал на шее мои же руки,
страшно было заснуть, но проснуться — еще страшнее.
я терпела каждодневные муки,
но пыталась /честно/ убить в голове зачаток змея.
в школе говорить старалась поменьше,
сбегала от своих одноклассников, но больше от галлюцинаций.
прятала глаза при встречах, в комнате писала стихи —
это было верным процессом моей адаптации.
внушала себе, что я в полном порядке,
в зеркалах натягивала улыбки, была веселой,
но что-то пошло не по списку в моей тетради,
я оказалось мертвой.
в детстве я воображала себя тамагочи
и пыталась казаться невидимой, незаметной.
стирала из памяти плохие моменты,
имена, лица, даты и время, но,
наверное,
что-то
где-то
перегорело.
