– Еще как хотел, а я тебя сцапал! – заорал Кен ему прямо в ухо, потом обратился к Чендлеру: – Там следы, по всему рулю следы! И не смотрите на его кровищу, я тут ни при чем. Он такой и был. Так что не пришьете.
– Я вам верю, Кен. А теперь…
– Даже пальцем не тронул, а ну, скажи-ка! – Кен ткнул пленника ружьем в спину.
– Да это не то… – промямлил тот.
– Во, во! Слыхали? – перебил Кен.
– Хорошо, – сказал Чендлер и обратился к потенциальному маньяку: – Вы в порядке?
– А по мне не видно? – с явной обидой отозвался тот. – Сами-то как думаете?
Он скривился от боли; на этот раз не от тычка ружьем, а от чего-то еще.
Кен, впрочем, не преминул воспользоваться случаем. Пленник захрипел.
– А теперь, парень, рассказывай, что сделал – точнее, что делал, когда я тебя сцапал.
– Кен, пожалуйста, мы сами разберемся, – настаивал Чендлер.
– Если он сознается, вы мне ничего не пришьете.
Пора кончать с этим, подумал Чендлер. Чем больше Кен заводился, тем нервнее потирал спусковой крючок.
– Никто не собирается ничего вам пришивать, Кен. Просто опустите ружье. Ну!
– Мы не сможем использовать его слова как доказательство, если вы и дальше будете угрожать ему оружием, – встрял Лука.
Чендлер бешено уставился на подчиненного. Формально тот прав, однако сейчас его замечание было очень некстати. Перед ними и так потенциальный маньяк – не хватало еще, чтобы у них на глазах совершилось убийство.
– Так, Кен, отдавайте ружье. Сейчас же!
Чендлер протянул руку, но никаким усилием воли не мог унять дрожь.
– Это мое.
– Его вам вернут.
– У меня есть на него разрешение.
– А разрешения наводить его на людей – нет.
– Даже когда ублюдок хочет угнать мою тачку?
– Вы привели его сюда. Этого достаточно.
– Он не сознался, – гнул свое Кен.
Мужчина снова скривился и плотно сжал зубы. Вид у него был разбитый и подавленный. Еще бы, так глупо попасться, и, главное, из-за кого – из-за местного агрессивного сумасброда.
Видя, что Кен опускать ружье не собирается, Чендлер обратился к пленнику:
– Так вы пытались угнать машину или нет?
Тот кивнул. Под дулом ружья оставалось только сознаться.
– Да, я пытался угнать машину. Но поймите, мне надо было. Я спасался от…
Закончить ему не дал очередной тычок в спину.
– Заткнись, парень, тут твои отговорки не пройдут. Ишь, городское отребье, думают, что им все с рук сойдет.
– Все, Кен, он сознался. Отпускайте его, – велел Чендлер.
– А извиниться как же?
– Кен!
С недовольной гримасой старик поднял ружье стволом в потолок. Чендлер позволил себе выдохнуть и почувствовал, как градус напряжения в помещении спадает. Констебли немедленно вклинились между мужчиной и Кеном. Тот наотрез отказался отдавать ружье Тане, поэтому пришлось вмешаться сержанту.
– Это мое.
– На сорок восемь часов – нет, – сказал Чендлер. – Остынете пока. А в следующий раз, если захотите задержать нарушителя, вызовите нас.
– Но чтобы через два дня вернули. Я без него как без рук, сержант. – Кен выглядел ужасно беспомощным и расстроенным, будто у него отняли единственного ребенка.
– Через два дня, – подтвердил Чендлер, стараясь не обращать внимания на недовольный взгляд Тани.
Сержант знал: она против, чтобы кто-то, кроме полиции, мог пользоваться оружием. Возможно, из-за троих детей Таня не любила оружие как таковое. Впрочем, навести ствол на преступника, если понадобится, это ей не мешало. Чендлер кивком велел Тане вывести Кена из участка. Одним психом в помещении стало меньше, и этот еще не самый опасный.
