– Это про негров? – спросил Акемгоним.
– Про афроамериканцев, – сказал Веня.
– Нужно быть толерантнее и добрее, Акемгоним, – сказала Кастальская и посмотрела на Мартынова.
– Вы как хотите, а я за европейские ценности, – сказал тот.
– Безусловно, – сказал Горгоной. – Я добр к расам с иными, чем в Европе, точками преломления умственных наклонностей.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Валя.
– Девушка, у вас есть блины с «Нутеллой»? Если нет, всё равно принесите, – сказал Мартынов официантке. Акемгоним усомнился в искренности чувств Нины к Петровичу.
Завязался разговор об умственной идентичности афроамериканцев белым людям. Акемгоним молча вспоминал сиськи Глории, единственной чернокожей проститутки, которую он трахал. Петрович уплетал блины. Насколько Горгоной заметил, одновременно тот пережевывал жвачку.
Закончив есть, Мартынов встал.
– Минутку, – сказал он и, раскачиваясь, направился к туалету.
Акемгоним захотел облегчиться и двинул следом. В дверях уборной он разминулся с неизвестным ему малорослым типом. У того были светлые волосы и невыразительное лицо. Тип зашагал прочь из ресторана.
Внутри уборной Горгоной обнаружил сушившего руки Мартынова. Под ногами у того стоял маленький черный кейс будто из дурных американских фильмов.
– Давно не виделись, – сказал Петрович.
Отлив, Акемгоним вышел из кабинки. Мартынов стоял у раковины и копался в чемодане. Горгоной стал мыть руки, и Петрович, улыбнувшись ему, защелкнул кейс.
Они вышли из туалета. Навстречу шел миниатюрный Александр Крупинштейн, управляющий партнер юридической фирмы имени себя. Раньше он был партнером в Фирме Горгоноя, затем крестился, украл деньги и сбежал.
«Выкрестам доверять нельзя», – говорил Акемгоним.
Крупинштейна сопровождала жена. Ее тело являлось коктейлем рецептуры «силикон + ботокс». Она была выше мужа на полметра.
– Приятно зреть, когда большой медведь ведет под ручку маленькую сучку, – сказал Мартынов.
– Что это? – спросил Горгоной.
– «Подвиг» Набокова. Наверняка вы читали. У этого романа занятная структура.
Они встретили Сергея Желтовского, бывшего коллегу Акемгонима, зануду и девственника. Руки у него постоянно были мокрые, словно он только что их вымыл. Горгоной уклонился от рукопожатия. Мартынов сделал вид, что не узнал Желтовского.
– Мокрорукий урод, – произнес он тихо.
– Есть небольшой разговор, – сказал Мартынов Акемгониму. – Спустимся, хочу взять кое-что из машины.
На улице Петрович зашагал к черному Audi. Откуда ни возьмись, к Мартынову бросился здоровенный доберман. О таких мразях их подвергнутые фронтальной лоботомии хозяева говорили, что зверушки надежно кастрированы. Мартынов выхватил ствол и дважды пальнул. Тварь замертво рухнула под ноги Акемгониму, брызнув мозгами и кровью.
– В машину, быстро! – сказал Петрович.
– Твою мать! – сказал двухметровый обыватель, подбегая к Мартынову. Обыватель был в тренировочных штанах, пальто и кепке. В руках он держал поводок. Громила произнес еще ряд инновативных выражений не без сексистского оттенка.
Мартынов поднял ствол.
– Назад! – сказал он. – Убью, гнида!
Горгоной уселся в Audi. Мартынов не опускал пушку. Владелец начинки для пирогов из собачатины будто окаменел. Петрович нырнул в машину, завел ее и газанул.
– Я за европейские ценности, – сказал он и включил музыку. Заиграла «Dog Eat Dog» «AC/DC».
