— Проходи тогда... — Повел куда-то вглубь дома. — Виски пьёшь?
— Наивный, ты думаешь, у тебя в доме ещё хоть что-то осталось?
Ухмыльнулся, обернувшись.
— А так — нет, спасибо.
Ну, признаюсь самой себе:
Негодую я так, как не злилась на мужа за все года (да и ни на кого больше), только потому, что моя вера в Артёма шла априори в комплекте с влюбленностью.
"To be loved" никуда, к сожалению, не делась.
И это очень глупо.
9. Не страхом единым
Между светом и тьмой.
Входит в кабинет (судя по обширной библиотеке за столом). Кивает на маленький диванчик возле двери, сам проходя к огромному окну.
Хочется после пережитого наконец-то заснуть, свернувшись в клубочек, поэтому не вижу смысла тянуть и строить метафоры.
— Что с Никитой?
Только он моё рвение быть откровенной похоже не разделяет.
— Свет включить?
Присаживаюсь на диван, перекидывая ногу на ногу. Он почему-то замирает, прокашлявшись.
— Что?
— Ничего.
Замечаю, как почти угасший закат играет блеклыми красками на паркете, столике с какой-то гравировкой, поднимаясь по моим ногам... Стоп, да ну нет.
Резко посмотрела на него...
Да ну нет! Как-то сразу захотелось натянуть рубашку до пят.
— Тебя подвезти?
Мать моя... Я чуть не подскочила тут же, это что за тембр с переливом!? Жуть, Рашевский... Да нее... Нее... Быть того не может! Он во мне девушку никогда не видел.
Показалось.
— Свет?
О, отстраненно. Это, видимо, уже воображение барахлит.
— Что с его мамой?
Пожал плечами.
— Жива-здорова.
— Но?
— Лишена родительских...
— За что?
Морщится, отводя взгляд.
— Я так захотел.
— Не ври, у тебя вроде нет таких связей...
Обрывает.
— Слушай... Тебе какое дело, Светик!? Училку включила?
— Выключить — мне не идёт?
Слегка оскалился. Раздражаю его, да.
— Был один случай, подходящий под лишение.
Замираю, только он не торопится говорить. Правильно — я ему никто, зачем мне открываться?
— В пять я сдался и отдал на два месяца Никиту ей.
— Она просила?
— Периодами.
Замер, падая в воспоминания, вцепляясь в рисунок на паркете, напрягая мышцы до моей боли.
Тихо шепчу.
— Что это значит?
— Когда он ей был "нужен", просила. Не хочешь знать, как с ней познакомились?
Отрицательно мотаю головой, открещиваясь. Мне с головой хватило 2 "подруг", спасибо. Только он понимает иначе, конечно же.
— Брезгуешь? Ты же правильная, верно? Один муж — одна любовь?
Киваю, чтоб не повадно было... Самой себе... Мечтать.
Снова замолкает на миг.
— В общем, Никита мотался со мной повсюду, был таким очаровательным пухляшом, смышлёным, забавным. А потом я...
С трудом достает это всё. И мне хочется кинуться, накрыть шею руками, всматриваясь в глубину глаз и обещая понять. Только нельзя...
Перекидываю ноги, а он считает это нетерпением...
— Не суть. В общем, он оказался у неё, а я решил на время уйти в отцовский отпуск.
Загулять — поправочка. Тихо шепчет, почти лично:
— Не смотри так.
Мой ответ дрогнет дождем обречённости.
— Тебе не все равно, как я смотрю?
Пожимает плечами.
— Дальше, Тём?
Закрывает глаза под последние лучи солнца, превращаясь в тьму. Моё воображение затаивает дыхание, запуская в волосы пальцы.
— Кто же знал, что мой мальчик не выдержит метод кнута и пряника?
Руки дрогнули. Я начинаю понимать, холодея.
— Ты...
Он отдал ребенка неподготовленному человеку, использующего маленькое существо в своих целях, а когда...
— Не слушался...
Воспитание было лишь доступными методами — агрессией. Это же так просто... По самому слабому звену — ребенку — проходиться розгами моральной и, похоже, физической боли.
