7 секунд - страница 7

Его глаза пробежали по первым строчкам газеты, но слух был полностью сосредоточен на Энни. Ее недовольный выдох и твердые шаги, победным маршем прозвучали в голове Морено.

«Выпендривайся сколько хочешь, следуй своим наивным идеалам, но решения здесь принимаю я» – думал Винсент улыбаясь.

Когда двери захлопнулась, Коул смог бы увидеть, как темный силуэт по левое плечо главы лечебницы растворился в воздухе.

«С каждым годом этот старый козел все больше проявляет свои садистские наклонности. Пусть он издал принятые многими труды по психологии и психиатрии, пусть его лечебница лучшая в округе, пусть он будет хоть бог среди психиатров, это уже перебор» – чеканя шаг каблуками по паркету, Энни думала, как остановить своего начальника.

Как бы то ни было, Коул попал на то, что Винсент называл терапией. Месяц жизни был выбит из его памяти. А все из-за того, что он боролся. Видя вокруг тени, направляющие его палачей, Хоки смеялся над ними. Дни тянулись для него длинной цепочкой кадров черно-белого кино.

Среди всего того, что он так и не смог запомнить и осознать, Коул ощущал полную фантастичность происходящего. Казалось, ему приснился кошмар, который, как и положено сну быстро растворился в памяти, оставив только неприятные ощущения.

Однажды проснувшись утром в холодном поту, Коул понял, что кошмар закончился и вслед за ним ушли тени. Но последствия реальности кошмара были на лицо. Его память потеряла цвета, исчезали ощущения. С каждым днем становилось все сложнее вспомнить то немногое, что было в его памяти. Пустота заполняла его изнутри, и он не мог ничего с этим поделать. Даже звучание собственного имени стало чужим. Но легче не становилось – пустота не приносит легкость.

С разбитым, но неизмененным сознанием Коул погрузился в себя, окружающий мир стал для него лишь слабым фоном для того, что происходило у него в голове. Но и там где царил полный бардак, осколки реальности сливались в один большой коллаж с тем, что преподносил ему больной разум.

Он уже не отличал сон от реальности, когда его вернули в привычные для него палаты. Единственное, что отпечаталось в его памяти – посветлевшее лицо профессора, в тот момент, когда с ним беседовала Энни.

Профессор пошел на поправку. Теперь он больше не стоял у доски. Его можно было увидеть за непринужденным разговором с кем-то из персонала или больных. Но каждое утро его можно было увидеть в саду. С небольшой пластиковой лопаткой, стоя на коленях перед очередным цветком, он разрыхлял землю, подсыпал удобрения, вырывал сорняки. Хмурость на его лице, сменилась безмятежностью.

Профессор оказался веселым и жизнерадостным человеком, и медперсонал ломал голову над тем, что довело его до такого состояния. Однажды, когда медсестра задала этот риторический вопрос Энни, та лишь слабо улыбнулась и грустно посмотрела на Коула, который, опустив голову, направлялся к своей кровати.

Коул окончательно замкнулся в себе, его постоянным местом дислокации стали курилка и подоконник, на котором он сидел в непогоду. И причиной тому стала не терапия. Даже в полубреду, он смог осознать, что не видит теней и сумел обрадоваться этому. Но когда Коул пришел в себя, он понял, что это был лишь краткосрочный побочный эффект.

Потертый пластиковый подоконник стал Коулу домом, это был его маленький уголок, и никто не пытался влезть на него, без молчаливого разрешения хозяина. Но немое согласие, которым он одаривал каждого желающего, выражало лишь безразличие, не являясь ни утвердительным, ни отрицательным ответом.