Визжат безжалостно тормоза,
В болиде бешеной жизни твоей...
Все, что проехал - перечеркнёшь
И перестроишь новый маршрут,
Ведь неожиданно ты поймёшь:
Проблемы все ерунда! Пройдут!
А важен каждый миг, каждый вздох,
Ведь зыбко в мире все и порой...
Удары все получаешь врасплох!
Что завтра будет, не знаешь с тобой!
Когда ты смотришь смерти в глаза,
Когда лишаешься близких людей...
Ты понимаешь, так дальше нельзя!
Все надо в жизни менять своей!
Помогаю Кире готовить завтрак: мою овощи.
Замечаю чей-то пристальный взгляд, оборачиваюсь и встречаюсь с черными бусинками глаз спаниеля, стоя́щего в дверях.
– Привет, – говорю, улыбаясь, и сажусь перед ним на корточки познакомиться. Тут же соображаю: пес же не привык к русской речи и, исправляясь, произношу:
– Buongiorno.
Он позволяет погладить себя по темной шерсти и даже виляет хвостом. Выглядываю во двор, выискивая глазами его хозяина, но никого нет.
На кухне появляется Кира и таращится на нас.
– Откуда он?
– Не знаю. Пришел в гости. Давай его угостим чем-нибудь.
– Отдадим Милану на завтрак, – смеясь, предлагает она.
Ухмыляюсь ее остроумию.
– Боюсь она ему не по зубам.
Малышка отрезает колбасы и протягивает нашему гостю.
Спаниель, аккуратно взяв угощение с руки девушки, проглатывает в одно мгновение, и та уже несется за следующим куском.
Снова угощает и я, смотря в бездонные, как и его желудок глаза, зову пса жестами за собой, иначе понимаю: на завтрак нам останутся только овощи.
На море сегодня настоящий шторм. Не спускаю глаз с Киры, которой не усидеть на берегу. Она не заходит далеко, но волны умудряются то и дело затягивать ее в свою бездну и приходится вытаскивать малышку обратно. Хорошо хоть Милана, испытав на себе все прелести купания в шторм, сидит на берегу и даже не подходит к кромке воды.
В очередной раз вытаскивая свою девочку из пенящейся пучины, замечаю черную точку, мелькнувшую в волнах.
Приглядываюсь.
Не показалось?
Какой идиот отправится купаться в такой шторм?
Кира, перехватив мой взгляд, тоже замечает чью-то качающуюся на волнах голову, поскольку вцепляется в меня двумя руками, словно пытаясь удержать на берегу рядом с собой.
Хмурюсь. Оцениваю ситуацию.
Слишком большие волны, слишком много скал на пути, о которые может шарахнуть до потери сознания, а главное – точка в море не сигналит о помощи. Конечно, бывает, что утопающих парализует от страха, но…
Занимаю выжидающую позицию и наблюдаю.
Некто медленно, но верно приближается к берегу. У него явно хороший ангел-хранитель: он уже проделал приличное расстояние и миновал опасные места.
Когда сумасшедший оказывается практически у берега, вытаскиваю свою руку из цепких пальчиков Киры и помогаю ему выбраться.
Мужчина падает на песок и, тяжело дыша, неподвижно лежит. Опускаюсь рядом, спрашивая понимает ли он английскую речь, и когда тот кивает, уточняю о самочувствии.
– All okay, – выдыхает счастливчик, но я вижу: это не совсем так.
Выяснив, что он приплыл с соседнего пляжа и осознавая: возвращаться так же – самоубийство, объясняю ему, где мы находимся и предлагаю отправиться через нашу территорию пешком.
Мужчина соглашается, и через минут пятнадцать, поручив Антону не спускать глаз с девчонок, я провожаю его к выходу.
Темнота постепенно сжирает цвета, а мы с Кирой, обнявшись, стоим над пропастью, обросшей огромными кактусами, и любуемся малиновым закатом и очертанием вулкана, а рядом заговорщицки подмигивает яркий глаз маяка.
