Марков опустил глаза и сжал кулаки. Алексею издалека показалось, что на глазах у него выступили слезы. Он вдруг сложил ладони лодочкой, намереваясь, вероятно, просить у священника благословения, как вдруг со стороны башни раздался чей-то крик:
– Гриш, ну где ты там? Мы тебя потеряли! Околели уже ждать! Сходил ты в сортир или нет?
– Да, да, бегу! – откликнулся иерей, подобрал рясу и, кивнув Павлу, побежал к башне, перепрыгивая лужи.
Алексей и Павел сделали несколько шагов вслед за ним и увидели у самого входа в башню несколько человек – с камерами, прожектором и рупором, в который, вероятно, зовущий и кричал.
– Что это, а? – пробормотал Марков, указывая побелевшим от холода пальцем в сторону группы людей.
– Кино, видно, снимают, – пожал плечами Алексей. – То-то мне лицо этого священника знакомым показалось. Я уже его видел в каком-то сериале.
– Что все это значит?! – закричал Павел.
– Успокойся. Ты развел его, а Гриша этот развел тебя. Это всего лишь актер, а ты крест с рубахой рвать.
– О, Господи! – выдохнул Павел и закрыл ладонями лицо.
– Пойдем, Эдуард Николаевич уже наверняка рвет и мечет.
Они медленно побрели назад к серебристому рено. Павел загребал носками ботинок темную жижу и тихо всхлипывал.
– Что это еще за машина у тебя такая странная? – хмуро спросил он, с подозрением осматривая блестевший хрустальной корочкой автомобиль. – Бензобака совсем не видать.
– Это электромобиль, заряжается от сети. Тут в России с ним жутко неудобно – зарядить могу его только дома, никаких общественных станций не предусмотрено. Вот и сейчас батарея почти на нуле, до дома бы доехать как-нибудь…
– Да ты буржуй! – захохотал Павел и опустился на переднее сиденье.
Мимо промчался бронированный джип и обдал аккуратный рено Алексея волной густой грязной шуги, слегка задев и его самого. Он топнул ногой, пытаясь стряхнуть темные капли, и скривился:
– Нет, жить тут больше совершенно невозможно. Это какой-то Содом.
– Ты никак валить удумал? – хохотнул Павел. – Тебя повяжут быстрее, чем ты приблизишься хоть к какой-нибудь границе.
– Да это государство ни на что больше и не способно, кроме как убирать неугодных.
– Постой, как ты сказал? Это государство? Я не ошибся? Ты серьезно что ли мотать отсюда решил?
– А как здесь жить-то можно? Карлик развел тут диктатуру, кругом своих марионеток расставил, а сам на Запад смотрит и облизывается. И народ вазелин тоннами закупает притом, что живут, как бомжи последние. И еще что-то о национальной гордости лопочут, а сами быдло быдлом….
– Останови машину, – сухо бросил ему Павел, даже не повернув головы. – Я пешком дойду, тут недалеко.
– Что еще за глупости?
– С либеральным лакеем делить одно пространство не намерен. А ну останови! – и Марков на ходу распахнул дверцу, намереваясь выскочить на полной скорости прямо на мостовую.
Алексей резко ударил по тормозам.
– Хорошо, извини, я как-то не подумал, что ты можешь быть иного мнения, когда завел разговор об этом. Прекращай и полезай назад в машину. Время только потеряем. Все равно нам работать вместе…
– Попрошу у Кухарчука другого напарника. Или пускай отстраняет. С тобой я работать не стану.
– Хорошо, пусть так, но сейчас он вызвал нас обоих, поэтому полезай, а после разберемся. В конце концов, мы взрослые люди.
Павел еще немного помялся, меся грязь массивными ботинками на толстой рельефной подошве, потом, наконец, махнул рукой и вновь опустился на сиденье.
