8 Бесконечность - страница 4

– Вы прибыли для пополнения вашей энергии, – звучал приятный мужской голос.

Пара полупрозрачных людей, скользят неподалеку, держатся за руки. Разговора их не слышно. Они приближаются к черному бриллианту. Ева не понимает, но ее охватывает дежавю. Когда сущности приблизились к Еве, девочка непроизвольно отвернулась и закрыла глаза. Как будто она боялась, что ее заметят. Глаза открылись, но это были уже глаза 12 летней девочки, которая стоит посреди большой мрачной комнаты, шевелит губами, рассказывая о белом городе, жестикулирует руками, пытаясь передать грандиозность сказанному.

– Это чудесный мир. Это обитель наших душ. Они вечны, а наши тела временны. Они живут в нас. Но как только мы умираем, наша душа перерождается в другом теле или остается на земле, помогая близким, или, мстя врагам. Большинство душ улетает домой, в белый город, но затем они снова перерождаются в наших телах. Они живут там, за пределами Вселенной. Там не нужна еда. Они питаются энергией света. Свет во всем. На земле души маются, если человек живет жестоко по отношению к другим людям, и радуются, если человек совершает хорошие поступки и живет в гармонии с собой. Энергия во всем: в камнях, в воде, металле. Я чувствую эту энергию, стоит мне только прикоснуться ладонью к ним. По ночам меня забирают в этот белый город для пополнения моей энергии, – говорила маленькая девочка взахлеб, активно жестикулируя.

Двенадцатилетняя девочка невысокого роста, с короткой стрижкой, глазами, синими как небо, и большими, как два лесных озера, соединив руки в замок, перебрала пальчиками невидимые четки. Она была худенькая в длинном платье, поверх одета вязаная жилетка бежевого цвета. Хоть одежда была старой, но выглядела она очень опрятно. Тонкие губы ее сжимались от недовольства и насмешек. Перед ней за столом сидел директор клиники. За спиной девочки стояли две медсестры и два огромных санитара. В воздухе раскатывался смех, как раскаты грома. Санитары были ростом под два метра, в испачканных халатах, с короткими стрижками. Ногти на пальцах их рук были обкусаны, или подстрижены тупыми ножницами, ботинки были стоптаны, носки разного цвета с растянутыми голенищами. На предплечье одного была непонятная таттоо, больше напоминающая партак. Небритые рожи, черные зубы. Выражения их лиц напоминали морды ротвейлеров, которые только и могут выполнять команды хозяина. Медсестры больше походили на проституток: с ярко накрашенными губами, беспорядочно убранными волосами в дулю. Одна тонкая как осинка, без явно выраженных вторичных половых признаков, да что осинка – ДОСКА. Вторая наоборот: образ буфетчицы с толстой жопой и выкаченными сиськами наружу. Вторую плотно обтягивал халат, и так она еще больше походила на гусеницу. Директор – коренастый, низенького роста прощелыга, с кучей комплексов, ненавидящий весь мир за то, что он такой родился. Заношенный пиджачишка, брючки со стрелочками и лакированные туфли с острым носом на высоком каблуке завершали его образ, образ конферансье в цирке. Кабинет директора был выкрашен в тяжелый зеленый цвет. На стенах висели старые несуразные картины, а недалеко от окна стоял массивный стол с кожаным потертым креслом. За креслом на стене висит ружье. В углу комнаты стоит сейф, на котором расположились бутылки с коньяком. Коньяк часто дарили родственники больных, чтобы подмаслить руководство для более внимательной опеки родных. Вдоль стенки у входной двери стоит стеллаж с книгами, но по слою пыли на них можно было понять, что их уже давно никто не доставал. На столе стоял стакан с ручками, лежали исписанные бумаги, какие-то журналы и пепельница с дотлевающей сигарой.