8 | Севера́. И приравненные к ним - страница 12

Мы уже осознали народную медицину как необходимое дополнение к медицине научной. Не менее богат и опыт народного природопользования. Жизнь эвенков – охотников, оленеводов проходит в общении с природой. Этот диалог с тайгой, длящийся не одно столетие, гораздо богаче, рациональней, мудрей, чем вся наша научная экология, построенная на системе табу или штрафов.

Во многом опыт эвенкийского природопользования уже утерян. Этнос явно находится в состоянии деструкции: воровство, обман, недоверие и пьянство проникли в эвенкийский мир; охотничьи и другие таежные угодья нарушены, стада оленей разрежены, да и пастбища все более удаляются от жилья (эвенки совхоза «Заря», что под Тындой, вынуждены пасти свои оскудевшие оленьи стада – всего семь с небольшим сотен голов – аж в Якутии).

Принято считать, что новое хозяйственное освоение сопровождается вспышками и распространением местных заболеваний. В зоне БАМа не без этого. Однако есть и противоположные примеры: цивилизация принесла эвенкам ОРЗ – болезнь для нас привычную и неопасную, но крайне тяжелую для местного населения. Кстати, раз уж заговорил о болезнях. Весьма распространены здесь недуги, связанные с нарушением экологического режима, задымленностью воздуха от бесчисленных мелких и технически несовершенных котельных. Чем холоднее, тем больше топят, тем мощнее и гуще смог, порождающий бронхиальную астму и псевдотуберкулез, отличающийся от обычного туберкулеза главным образом тем, что поддается лечению гораздо хуже. По прогнозам иркутских медико-географов, если Чара достигнет численности в 40 – 50 тысяч человек (а это вполне реально), то при сохранении современной системы отопления город задушит сам себя.

Необходимо, пока еще не все потеряно, организовать эколого-этнографическую экспедицию по сбору и описанию эвенкийского национального природопользования, а равно и других малых народов, проживающих в зоне БАМа. Открыть (хорошо бы в Бомнаке или Усть-Нюкже) эвенкийский национальный университет, где эвенки могли бы передать свои знания и опыт вновь прибывшим и прибывающим контингентам освоенцев. Такие же национальные университеты должны иметь и другие народы. Это позволит, помимо указанной цели, сохранять и поддерживать национальное самосознание и национальную культуру. Наконец, установить резервные территории, недоступные для промышленного освоения и находящиеся полностью в ведении и распоряжении коренного населения.

Бездуховность «Программы», ее сухое убожество и безразличие к человеку порождают в людях, впервые столкнувшихся с ней, горькое недоумение. Неужели это про нас? Неужели это о нашей земле? Все обезличено, унифицировано, сосчитано…

Много на БАМе мест, привораживающих своей необычностью, потаенной либо явной красотой. Это и долина Чары с настоящей пустыней, и аэродинамические эффекты в Ханях, и глубоководные озера (мини-Байкалы) в Северном Прибайкалье, и кичерская Швейцария… Но теперь нередко сталкиваешься здесь с несовместимостью природы и человеческой деятельности.

Мы сидим на поваленном кедре прямо посредине шумного Ангаракана. Выше по течению – островок из белейшей гальки, а на нем, как букет в вазе, разноцветные березки, елки, лиственницы, какие-то красные кусты. На заднем плане – серо-желтое разномастье гольцов, еще дальше – снежные пики. Вода, чистая и прозрачная, приветливо журчит по светлым камням. Но пить ее нельзя. Неприятная на вкус, она напичкана ядовитой селитрой после взрывов в Северо-Муйском туннеле. Невелик вроде бы «вклад» человека: с горных вершин, с высоты птичьего полета и председательского кресла почти и незаметен, а спустишься к земле, к воде, соизмеришь с собственным ничтожным масштабом – и превращается природа из среды обитания в арену борьбы за существование…