– Вернуться? – повторил за сыном отец, – Отличное желание – вернуться. И что же тебя так расстроило?
– Как же ты не понимаешь?! Значит, я ничего не получу. Просто вернусь и все. И у меня не будет ни велосипеда, ни Микки Мауса, ни мачете в кожаном чехле…– струйки слез, имитируя маленькие фонтанчики, выпрыскивались из глаз.
Папа развел руками, не ведая, что предпринять, чтобы успокоить сынишку.
– Постой, постой, – вклинился в разговор находчивый дядя Педро, – А что у тебя в руке?
Элиансито разжал кулак. На детской ладони блеснула монета в двадцать пять сентаво, выданная отцом перед визитом в тайное убежище корсаров.
– По правилам просьба вступает в законную силу лишь после уплаты налога святому Кристобалю. Раз деньги на месте, значит и желание ты не загадывал, – обстоятельно, поглаживая ус, молвил друг отца, – А то, что ты попросил о возвращении сюда, так это Святой Кристобаль считает обязательным для каждого, кто к нему приходит.
– Как это? – все еще не веря своему счастью, но уже не плача, крякнул Элиан.
– А так, – продолжал дон Педро, находя все новые аргументы, – Вот если бы ты не вернулся, чтобы поблагодарить его за исполнение твоего желания – вот это было бы плохо. А если человек очень благодарен, так он может хоть сто раз возвращаться сюда. И уж тем более, если он еще не определился с тем, чего хочет больше всего.
– Ура! – закричал Элиан на радость Хуану Мигелю, – Так значит, возвратиться – это не желание!
– Это твое законное право, – подтвердил Педро.
…Перед тем, как взять курс на запад, дон Педро бросил якорь неподалеку от маяка. Солнце садилось, был полный штиль, и друзья решили искупаться. Дядя Педро снял спасательный круг с рубки и швырнул его вдаль.
– Я тоже хочу, – жалобно пробормотал Элиансито.
– Уже стемнело, и в открытом океане детям купаться не безопасно, – запретил отец, а сам нырнул в воду. Следом плюхнулся за борт дядя Педро.
Педро долго греб под водой, приближаясь к спасательному кругу, и его лысая голова показалась над поверхностью лишь спустя пару минут. Хуан Мигель проплыл ярдов пятьдесят кролем, затем развернулся и поплыл обратно брасом. Оперевшись на борт ладонью, он хотел было оттолкнуться, чтобы проверить себя в баттерфляе, но ростки тревоги мгновенно проросли в его подсознании. На катере было подозрительно тихо. Обычно комментирующий все и вся Элиансито не издавал ни звука. Не мог же он так обидеться…
– Элиан! – позвал отец.
Тишина в ответ.
– Элиансито! – громко прокричал Хуан Мигель, – Не шути так!
И снова ничего. Ни слова.
– Хуан Мигель! Он в двадцати ярдах от кормы! Быстрее! – донеслось сзади. Это что есть мочи орал Педро, заметивший бултыхающегося в воде мальчугана. Круг уже летел в ту сторону, однако приводнился футах в десяти от мальчишки. Элиансито увидел его, но был уже не в состоянии до него доплыть. Он захлебывался водой и при этом не издавал ни звука.
Отец спешил на подмогу. Между ним и мальчиком было ярдов тридцать и… спасательный круг. Интервал сокращался. Но силы Элиана окончательно иссякли… Сердечко тарабанило, как рокочущий пулемет. Правую ножку свела судорога. А папы все не было…
И тут вдруг откуда-то вынырнул спасательный круг. Он приплыл сам. Оставалось только схватиться за него. Что Элиан и сделал. Все… Он в безопасности. Это папа изо всех сил толкнул к нему круг, так сильно, что спустя мгновение он был рядом. Потом приплыл и сам папа и потащил его вместе с кругом к катеру. Уже на борту папа обнимал его, целовал, вытирал полотенцем и приговаривал:
