Секс случился вчера, и наш космос вдруг сузился до понимания, что так, как было у меня с ним, с другими уже не будет. Мы совпадали с ним идеально, до миллиметра кожи, до такта дыхания, до децибела стона, и, если бы у желания не было названия, я бы дала ему его имя. Затем пришло утро и мой первый осознанный страх, что сейчас все оборвется, и мы станем просто знакомыми. Но мы не стали знакомыми, и не стали друзьями: «мы» вдруг переросло в нечто большее. Вдруг оказалось, что влечение и влюбленность всегда начинаются одинаково. Вдруг обнаружилось, что путь от полных противоположностей до единого целого может быть меньше месяца. Вдруг оказалось, что ты почти в него влюблена и готова драться с соперницами. И, подустав отгонять от него девиц, ты пускаешься на маленькую провокацию, чтобы он сам разогнал всю свою девичью галерею, хотя и дураку ясно, что последнее, что ты сделаешь, это ему изменишь.
Он меня зацепил. Очень сильно. Сильнее, чем я сама думала. За несколько дней прочитал меня, разобрал и вдруг сложил заново. Я стала другой с ним и наконец поняла, что сначала я просто женщина. Страсть, ревность… вдруг обострившееся во мне чувство собственницы, которое до этого молчало с другими. Он смотрел на меня так, словно за то, чтобы быть рядом со мной, он отдал бы полцарства. Он глядел так, словно не замечал ни моей бледной кожи, ни отсутствия макияжа, ни утренней хрипотцы в моем голосе. Но я все-таки видела: он не влюблен в меня – он увлечён мной. Да, жадно, да, остро, но он всего лишь увлекся. В нем оставалось нечто такое, из-за чего он продолжал не подпускать меня близко. И это чувствовалось даже в том, как он строил фразы. Я стала говорить «мы». Он предпочитал оперировать такими понятиями, как «я» и «ты». Да, как ни горько это осознавать, но он всего лишь увлекся, а любое влечение, как известно, проходит, и это вам скажет каждый второй мужчина. И каждый первый тоже…
«Мы знаем, где все закончится. Если ты скажешь мне, что устала от отношений или что завтра выходишь замуж, то я тебя отпускаю, и ты больше не возвращаешься». И это тоже его слова. Да, он закрытый, он разный, он сложный, но он ни разу мне не соврал. И как бы мне не хотелось поверить в сказку о доброй фее и happy end романа, я тоже знаю, где все это закончится. Через месяц, максимум через два, когда «заяц» поднимется на ноги, я должна буду вернуться к неоконченной истории с Игорем, и Сечин, узнав об этом, уйдет. Уйдет сам, первым. Такие, как он, не прощают измен – таких, как он, не бросают.
Ополоснула кисти и бросила взгляд на себя в зеркало. Напряженное лицо, припухший, еще не отошедший от его поцелуев, рот, и лихорадочно блестящие глаза женщины, которая сходит с ума по мужчине и боится его потерять. Я запуталась в сотканной мною же паутине… Но если мне так больно сейчас, то что же будет после, когда мы расстанемся и все оборвется?
«Господи боже, – вихрем проносится в моей голове, когда я утыкаюсь взглядом в отражение своих застывших зрачков, – здесь, в реанимации, в паре метров от меня лежит мой больной ребенок, которого я не видела целые сутки, а я думаю только о Сечине». Стыд – нереальный, моментально смявший меня, наваливается с такой силой, что я зажмуриваюсь и приваливаюсь к умывальнику, чувствуя, как лицо начинает пылать. Холодеют кончики пальцев.
Скажите мне, я вообще – нормальная, если вместо того, чтобы сидеть с ребенком, отправилась из «Бакулевского» на квартиру к Сечину и полночи там развлекалась? Я нормальная, вообще, или у меня нет ничего святого? Нет ничего, ни в мозгах, ни в душе? Сорвалась… куда, зачем? Похоть одолела? Полгода не было секса – и поплыла? Господи, да что же я за человек-то такой, а?
