…Маринка лежала на спине. Её согнутые ноги были подняты и широко разведены в стороны. Причём удерживать ноги в таком положении она помогала собственными руками, обхватив бедра под коленками.
Тем временем Олег, в понимании Макса, занимался «прелюдией». При свете полной луны, бившей сквозь тюлевые шторы, это выглядело даже забавно. Похоже, сказывался выпитый алкоголь. Львовский журналист клевал обнажённое женское тело, точно дятел и точно в замедленном кино.
При этом Маринка сдержанно постанывала, то и дело скашивая глаза в сторону Макса.
Максу было неведомо, какую роль во всём этом играет его присутствие.
Максу стало интересно, – он мешает этой парочке заниматься любовью? Или, наоборот, усиливает остроту ощущений?
А может, то и другое вместе?
Почему нет?..
Наконец Олег вошёл своим членом в Маринку, как вор входит в чужую квартиру. И начал двигать ягодицами, точно соседский кобель, который вскочил на суку по недосмотру хозяина. И этот кобель вот-вот дрыном схлопочет. Вдоль хребта.
Маринка, в свою очередь, старалась подстроиться под ритм движений неожиданного любовника. Из этого стало понятно, что Макс всё же мешает. Потому что она не может расслабиться и получать удовольствие так, как привыкла. И теперь для неё важно, чтобы удовольствие получил хотя бы Олег.
А что было важно для Макса? Ведь он наблюдал не какие-то абстрактные занятия любовью.
Ведь любовью на его глазах занималась молодая привлекательная женщина, и они с этой молодой женщиной душа в душу прожили три последних года. При этом она столько раз говорила, что никого и никогда так не любила. Точнее, за три года она говорила, что любит его, столько раз, сколько не говорила его первая жена за пятнадцать лет. Ещё точнее – он не помнит дня, чтобы Маринка этого не говорила.
Несмотря на разницу в возрасте, Макс всерьёз подумывал о законных отношениях. О семье. О возможном ребенке. Потому что был уверен – Маринка не лжёт. Потому что нужды, казалось, не было никакой.
Макс продолжал наблюдать за половым актом с азартом человека, играющего на беговых скачках.
И только тут его поразила мысль, что любовники должны быть наказаны. Справедливо наказаны. Не откладывая на потом. Сию минуту. Но как?.. Макс скосил глаза в сторону журнального столика. На краю лежал его финский нож с лезвием, матово поблескивающим от колбасного жирка.
Макс прикинул, что может легко и незаметно дотянуться до ножа правой рукой.
Дотянулся…
Он даже не увидел, а скорее понял, что ещё пара мгновений, и Олег успешно финиширует.
– Нет, дорогие мои, это уже слишком!.. – рявкнул Макс.
И поднялся из кресла.
И расхохотался. И звуки вырывались, точно из желудка. И точно блевота.
Он вышел из номера, хлопнув дверью так, что та едва не слетела с петель…
Суббота, 28 августа 1999 года. Нью-Йорк
Комната, в которой Макса поселили хозяева виллы на Staten Island, смотрелась как номер в приличном отеле. Располагалась на третьем уровне. Два больших окна с видом на просторы нью-йоркского залива. Вдали, словно мираж, – очертания Manhattan и Brooklyn. Справа, над бирюзовой водой, – мост Verrazano, точно сотканный из серебристой паутины.
Комната была просторная, светлая. Кожаный мягкий диван с цветастыми подушками. Удобная кровать из тёмного дерева. Плоский телевизор в углу. И неожиданно – письменный стол с рабочим креслом. На столе – включённый компьютер.
Макс полулежал на диване, когда в комнату заглянул Игорь и сказал, что они с Наташей едут купаться. Если у Макса есть желание впервые в жизни окунуться в волны Атлантического океана, то на сборы есть не больше пяти минут.
