– Алжаф атцлуоаа аиллит жукщур? – Что-то подобное я услышала уже от рыжей малышки.
– Шгрдк опри каккоккум сухон. Оотмшгршугп цщугрем ж щфкержммм иашурлуа ли. Дрпоа кша саам. Ридыкр мрос. – Ответила незнакомка.
– И что это было? – Повернулась я к рыжей занозе.
– Она саамка, или лапландка, их по-разному называют. Жила на самой высокой террасе реки Сухоны. Судя по всему, викинги её украли, когда она одна собирала травы, а их было много. Потом продали византийцу. Нашего языка не знает.
– А ты, стало быть, её язык знаешь? Откуда, не расскажешь?
– Почему ж не расскажу. – Рыжая бестия улыбнулась и на голубом глазу заявила. – Мой отец из купцов. Братьев нет. Вот он меня купеческому делу и учил, и счёту, и письму, и языкам. Это всё купцу надо знать. Иначе никак. Я хорошо старалась. Учителя хорошие были. Языков много выучила, хотя и не глубоко, так, только сколько стоит и какой красивый цвет, ну примерно так. А сюда попала, потому что на караван напали, всех перебили, отца тоже убили. – Тут она скорчила рожу, типа "я печалюсь". – Разбойники меня византийцу и продали.
Тут уже я не выдержала:
– Наверное, купец тебя в гарем Византийского императора хотел продать?
Вся компания дружно прыснула. Интересненько, саамка тоже улыбнулась. И эту свою эмоцию сразу же попробовала скрыть. Не чисто что-то в нашем королевстве.
– Ну, почему сразу в гарем. Да и заплатили за меня гроши. Кому-нибудь да пригодилась бы.
– Да уж, это несомненно. Сил у меня нет твой рассказ слушать, так что я с тобой потом поговорю. Теперь вы, двое. Похоже, что мать с дочерью, не так ли?
Обе черноволосые, с чуть вывернутыми яркими губами и волоокими, чуть выпуклыми глазами и неким туманом во взоре. Смуглые, невысокие, полноватые, даже на взгляд мягкие и нежные. Но с характером, и та, и другая. Той и разницы между ними, что у старшей морщины на лице, а у молодой нет.
– Да, моя госпожа. Меня зовут Авива, Весна, по-вашему. Мне 37 лет. А это моя дочь, Эсфирь, моя Звездочка, чтоб ей хорошо жилось. Я честная жена ювелира Барака, пусть ему икнется за то, что случилось. Уже как 40 лет прожил, хоть бы чуть ума собрал по людям, чтоб мы так не страдали из-за этого шлимазла. Мы-таки хорошо жили в Гданьске, родня мужа поселилась туда ещё в 7 веке от него. И сыновей обучил, хоть и мастер. Но он же ж лучший ювелир в городе, таки что, нужно было об том кричать над морем?
– Авива, таки шо, где-то ж ваш муж таки немного напортачил?
– Ох, и не договорить! Город наш был большой и не поверите, с рынком-торжищем. Он какому-то гою на том самом рынке обещался сделать самые красивые драгоценности, как у царицы Савской, шоб он её никогда не видел. Но таки сделал. Тот заказчик даже расплатился, как будто честный человек. А потом угостил нас всех халвой, чтоб ему рот склеило, и мы очнулись уже в трюме того судна. Вся семья и дети. Он еще приходил к нам в трюм, шоб надо было сказать, шо нас продаст в Византии за приличные деньги.
– Но таки как могло, чтоб вы своего супруга не остановили его перед той странной сделкой?
– Как говорила моя тетя Циля: "Женщина была создана для того, шоб мужчина не сдох от счастья!". И таки она права. Я подарила ему столько детей, хороших, как ни посмотри, так чтоб ещё и следила за его бизнес?!
– А что? Я думаю, шо вы-таки и правы. Ну, кто у нас остался? Ага. Расскажи о себе, женщина.
– Я плохо говорить. Говорить Азерсайе.
