А еще с ними иногда ездил младший братец Лэйтона – просто заноза в заднице.
И ничего, никому не было дела до того, на сколько ты «загоняешь». Никто не обращал друг на друга особого внимания, но от этого они не переставали быть вместе, и заниматься общим делам в урочные часы, и быть в одной командой, слаженной как часовой механизм. Каждый знал, что если ему понадобиться что-то реальное – он может рассчитывать на любого, каждого в своем аспекте. Но чаще всего всех слеплял вместе балагур Лэйтон. На столько, что «клей» действовал и без его физического присутствия. И когда хоть кто-то из них – рядом, любой другой знал наверняка, что никогда не пропадет и не окажется один. И в голову не приходило ничего лишнего, дискомфортного.
Сейчас никого их них не было рядом. Но Хантеру вдруг удалось поймать похожее ощущение. Они с девушкой – как с друзьями – засыпали и просыпались рядом, могли касаться друг друга плечом, или кистью, находиться в совершенно личном пространстве… Ему была комфортна дистанция, которую соблюдала девушка, иногда он сам удивлялся, что видит ее не в фильме, а наяву. Иногда он теребил ее словами просто чтоб добиться ответа и убедиться в том, что она – не голограмма. Но коснуться не смел – от нее не исходило ни малейшего сигнала. Ну никаких заигрываний, какие он улавливал отовсюду столько раз.
Но на исходе второй недели полного отсутствия хоть какого-то более чем дружеского интереса, вдруг озадачился.
Потом озадачился еще раз, и еще. Никогда еще на него не реагировали так, чтоб не реагировать вообще!! Ведь есть приемчики, которые действовали безотказно. Сценические, коммерчески проверенные, подсмотренные у себя же на видео, подмеченные и отрепетированные перед зеркалом. Они работали! Всегда!
В какой то момент это пробудило отзвуки былых комплексов. Некоторые особенно очумительные девушки, которым все же удавалось остаться с ним наедине на гастролях, явно ожидали от него большего. Позже друг, который знает все, подсказал ему, что «девушки ведутся на несомненную уверенность в себе, а ты – иногда как будто пугаешься. То есть эта уверенность плещет из тебя на перформансах, они ждут того же и потом… а нет…»
Он и сам знал, что нет. Никак. Суета вместо трансцендентности. И не находил в себе ответов.
И в один момент просто не выдержал.
Он плюхнулся рядом с ней на кровать, случайно (наверное), она встала, прихватив рукоделие, и переместилась на подушки на полу рядом с запруженной нитками качалкой.
– Тэм! – не выдержал он наконец, – Что со мной не так?
– В смысле?
– Почему я нравлюсь девушкам только на расстоянии?
– Наверное, потому что расстояние комфортно тебе самому. Оно позволяет тебе открываться. Самовыражаться и принимать отклики без обязанностей. Оно размывает твои тревоги. Наверное.
Приняв сказанное и кивнув, он взял под контроль все свое безупречно послушное в танцах тело, и отправил себя вперед. Уселся рядом на пол.
– Ок. А почему я не нравлюсь тебе? Ну, ты ж девушка! – напомнил он словно б неочевидное, – Только честно. Не прими за бестактность, я просто так… Из любопытства…
– С чего ты взял, что ты мне не нравишься?
– Что-то не видно.
Она уловила как нахмурились брови и подрагивающие скулы выдали больше скрытой нервозности, чем обычно выдают его нервные губы.
