Как автор не уворачивался, но повествование само собой подвело к необходимости описания экстерьера будущих сцен. Не будем этому противиться и максимально коротко опишем. Впереди еще триста (ну, соврал же!) пустых страниц.
Вход в дедушкино государство (вот те на: государство—то без названия!) представляет собой конструкцию из четырех циклопических столбов. Столбы увенчаны двухскатной кровлей. Между столбами вписаны двустворные ворота из плах кедры. Встроены две калитки: – одна «людская» и другая – откидная у самой земли – для торжественных выходов на улицу живности, не лишенной демократического права на свободу передвижения.
Планировка двора выполнена в форме буквы «П».
У короля Луи Филиппа – похожая ситуация, но с большой разницей. У последнего в перекладине «П» размещались приемные покои, главные кабинеты, торжественный зал и парадная лестница. А для поперечного на все старьё деда классический способ организации французского дворца это инфантильный, дурацкий, изживший себя иностранный штандарт. Увещевания жены и ссылки на древние правила устройства дворов и палат не приняты им во внимание никак.
– Любая искусственная симметрия – исключая, конечно, биологическую, вызванную условиями эволюционного выживания, а то ж любая парадная схема, предназначенная только лишь для возвеличения субъекта – жизненных сил не имеют—с, да—с! – говорил он. И в самом почетном месте буквы «П» выстроил мастерскую и лабораториум с полуподвалом. Вас ист дас «лабораториум»?
И из детства: «Васт ист дас, вас ист дас, выпущу кишки из вас».
Дас ист:
Подготовка химических опытов осуществляется в слесарке и в полуподвальной лаборатории—мастерской, расположенных на самом почетном месте дедовых сооружений: в перекладине важной буквы «П». Ну, то самое место, куда обычно привязывают петлю. Отец, мать и дед с бабкой знают о странных Михейшиных развлечениях, но по большей части не мешают и не запрещают. Они ограничивают сына и внука лишь в степени взрывной силы и попутной вредности.
– Химия – занятие безусловно достойное, но здоровье домочадцев следует уважать, – говорит бабушка.
Надо отметить, что относительно безопасные эксперименты Михейша осуществляет в дальнем и скрытом лопухами углу огорода. Там есть, где спрятаться. Там в мягком грунте нарыты искусственные летние окопы, и сооружены песочные бруствера в два наката кругляков. Любой – слава Богу – непороховой пока, – а преварительный, самоделочный, детский, игрушечной величины взрыв лишь только слегка всколыхнет дальние постройки. А окружающие березки и сосны, поначалу вздрогнув, беззаботно, ни за что не отвечая и не выдавая никого, шелестом крон и треском отламываемых и отживших отростков деревянной плоти поприветствуют озорника.
С неба посыпал шишковый град. Хорошо, что он не из Бразилии, не из Америки, а местный. В Бразилии много любителей запускать с попутными смерчами лягушек. Из Америки шлют доллары. Но пока прилетают доллары, становятся они грязными, потрепанными, мокрыми и никому не нужными (кроме олигофренов) клочками бумаг.
Главные опыты проходят в отсутствие дома родственников.
Время отлучки домочадцев тщательно вычислялось заранее, а порой планировалось и стимулировалось самим Михейшей.
Например, Михейша внезапно заболевал и тогда: «Бабуля, я козьего молочка что—то прихотел».
Болезнь внуков для бабки это святое. Тут бросаются все необязательные дела. Козье молоко Михейша принципиально не пьет, но единственная в округе чужая коза проживает существенно дальше, чем родная корова в стойле, и это выгодно Михейше.
