Сандро медленно заводит подсказку:
– Ее фамилия немного похожа на нашу…
– Диас, что ли, Кэмерон? Ну – нашел кого загадывать!
Под конец свет дали, мы доиграли – я загадала нашего приятеля и однофамильца музыканта Ниаза.
– А может, это Боб?
– Да заткнись ты со своим Бобом! Этот человек из нашей семьи?
– Мммммм… Не совсем.
– Что значит – не совсем? Я имею в виду нашу большую семью вместе с друзьями.
– Ну тогда – да, близкий друг.
Бедные дети пыхтели и перебирали всех друзей.
Под конец выяснилось, что это певец Ниаз.
– А что, у него фамилия, как у нас? – удивился Сандро.
Господи, как они будут жить!
Жду следующего выключения света, чтобы продолжить просвещение.
Каждое утро я просыпаюсь и вспоминаю – а что у меня в жизни хорошего?
Громоздится какая-то куча невнятного хлама, состоящего из частиц «не», – не сделала, не успела, не смогла, не захотела, не поехала и не увидела, это всего на секунду, и каждое утро с неба сбрасывают спасательный трос – крученый такой, корабельный, – и резко дергают вверх.
Наверху – свет, тепло, солнечные пятна и щебетание птиц в ветвях старых магнолий: сейчас, сию секунду, на верхней полке храпит Сандро, а внизу хмурится Мишка.
И все точки расставляются над положенными «и».
У меня есть они, и я могу прямо сейчас пойти и потрогать их. Погладить спинки – у одного костлявая, как стиральная доска, у второго в шерстке и мягкая. А они дышат. И утренний сон бегает под голубыми веками.
Как можно к этому привыкнуть?!
Правда, мне придется их мучить, будить, отправлять в школу, пилить из-за кучи всякой ерунды, но день уже переливается, и я иду к тому, с кем можно поделиться, а то лопну, и он смотрит на меня, и мы оба понимаем, почему улыбаемся, как идиоты, и это самая крепкая связь: у кого-то – зажигать фонарь, у кого-то – слушать чужие разговоры, кому-то пристало растить деревья, а у нас – мальчики, к которым мы приставлены – сначала произвести, а потом охранять.
Все бы ничего, но приходится учить с ними уроки, а хуже этого в материнстве только прививки.
Сандро задали написать стихи на тему «Я и школа».
До этого творческого акта Сандро ознакомился с разными видами стихов, и в том числе с верлибром. Название запомнил не сразу:
– Вер… верел… вре… верб…
– Верлибр, – хладнокровно подсказала пятый раз репетитор, красавица Марита. – Еще раз: как называется свободный стих – без рифмы и ритма?
– Хулиганский стих, – рассвирепел Сандро.
И написал, словом, этот самый верлибр.
Ниже – необработанный подстрочник: ежели его переводить как надо, это мне сутки сидеть минимум, а поэт-хулиган еще не печатается, много чести.
Каждое утро просыпаюсь
И еле открываю глаза.
Не хочу просыпаться
И прячу голову под подушку.
Не встану? Моя мама
Стащит меня за волосы.
Умываюсь или причесываюсь,
Или завтракаю резво —
Не оставляет меня одна мысль:
И не могу с ней смириться,
Кто хотел наших мук,
Кто хотел школу?
Вдруг я заснул над тарелкой,
Положив голову в кашу,
И тут же мама кричит:
Быстро! Быстро! Быстро!!!
Мама не отстает
И продолжает кричать:
Говорит: «Ах, ты осел,
Ты не можешь без моего крика!»
Образ матери в этом произведении вызывает негодование и судороги священного ужаса.
На мои претензии сын возразил:
– Ну я же пошутил!
Подобные шутки в нормальных странах заканчиваются ювенальной полицией. Насчет криков – это он верно заметил.
