А у нас во дворе есть девчонка одна - страница 2



Полно куражиться, старый друг.
Все уже было – не сосчитать их —
Встреч, расстояний, разлук, разлук.
Кажется, зажили все ошибки,
Что сердцу положены твоему.
Давно уже не от случайной улыбки
Зависит праздник в твоем дому.
Сумерки… Окнами поездными
Синие тени плывут, плывут.
А вдруг не твое, а чужое имя
Губы единственные назовут?
Тени расплывчаты и ревнивы.
Горький и милый дорожный час.
В сумерки хочется быть счастливым,
Кто же за это осудит нас?

«Война для мамы незнакома…»

Война для мамы незнакома.
Ты полз, как крот, ты корни жрал,
Ты раз пятнадцать умирал,
А мама спрашивает дома:
«Мороз жесток, метель бела,
Была ль постель твоя тепла?»
Ах, мама, мама, будь спокойна,
Забудь о грозах и о войнах,
Метель на фронте не мела,
Постель моя была тепла.

«Когда все звуки спутались в едином…»

Когда все звуки спутались в едином
Скрежещущем и лающем аду,
Он на спину упал на черном льду,
И вдруг на небе, за клубами дыма
На миг увидел бледную звезду.
Металл метался в ярости жестокой,
Казалось – все исчезнет без следа.
А для звезды, спокойной и далекой,
Земля была такая, как всегда.
И понял он, что выживет в аду,
Чтоб тишину вернуть на землю
И полететь на бледную звезду.

«Кем я был на войне?..»

Кем я был на войне?
Полузрячим посланцем из тыла,
Забракованный напрочно всеми врачами земли.
Только песня моя с батальоном в атаку ходила —
Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли.
Я подслушал в народной душе эту песню когда-то
И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей:
– Лети!
И за песню солдаты встречали меня как солдата,
А враги нас обоих старались убить на пути.
Что я делал в тылу?
              Резал сталь огневыми резцами.
Взявшись за руки,
              в тундре шагали мы в белую мглу.
Город строили мы, воевали с водой и снегами.
С комсомольских времен
              никогда не бывал я в тылу.
Дай же силу мне, время,
              сверкающим словом и чистым
Так пропеть, чтоб цвели
              небывалым цветеньем поля,
Где танкисты и конники
              шляхом прошли каменистым,
Где за тем батальоном дымилась дорога-земля.

«Так песне с далеких времен суждено…»

Так песне с далеких времен суждено:
Родившись внезапно, умчится в окно
И ходит по свету сама.
То в сердце твое застучит горячо,
То ласково тронет тебя за плечо,
То горе разделит с тобой.
Теплом из далекого дома пахнет
И силу в солдатскую душу вольет,
На подвиг ведя боевой.
И где б ни случилось – в походном строю,
В землянке, у смерти на самом краю
Иль в мирном девичьем окне, —
Что может быть большей наградою мне, —
Чем песню подслушать свою!
Пускай ни один из ее запевал
Не знает того, кто ее создавал, —
Пусть, только народному сердцу верна,
Кому-нибудь в жизни поможет она.
* * *

«Мы полюбили праздники войны…»

Мы полюбили праздники войны,
Привыкшие к военным будням люди.
Шаги друзей нам делались слышны
Сквозь залпы салютующих орудий.
И тот последний, как он был хорош —
Победный праздник в теплый вечер мая.
В нем все, что будет, все, что не вернешь,
В нем наша жизнь и наша месть святая.
И голоса Победы и весны
Сливались в небе с залпами орудий.
Мы полюбили праздники войны,
Но пусть их больше никогда не будет.

Друг

Борису Семенову

Есть друг у меня. Чудак-человек.
Он часто неуловим.
За тридевять гор, за тридевять рек
Мы вечно бываем с ним.
Мы разное делаем на земле,
Под солнцем и под огнем,
И редко стоят на одном столе
Наши стаканы с вином.
Пришлет телеграмму он раз в году —
Писать не доходит рука.
Но, если он скажет «Приди», приду