– Ты прямо здесь есть собралась? – сверху прилетает вопрос, когда я отламываю кусочек и отправляю его в рот.
– Да. Здесь вполне удобно. Или боишься, что накрошу?
– Как накрошишь, так и уберешь за собой. Дай сюда.
Нагло отобрав у меня тарелку, это невоспитанный небрежно кивает на мою шубу.
– Раздевайся. Переночуешь у меня, а завтра чтобы духу твоего здесь не было.
Да ладно? Не сразу верю я.
– С чего это ты вдруг передумал? – недоверчиво сощуриваюсь, – Вспомнил о наличии совести?
– Скорее о здравом разуме. Не хочу потом связываться с полицией, если тебя где—то заметёт насмерть.
Да он просто эталон сочувствия.
– Тебе, видимо, чужая жизнь вообще ни капли не важна, да?
– Твоя жизнь – точно нет. Но если не хочешь оставаться, выход прямо за спиной. Уговаривать не стану.
Заломив в ожидании бровь, буравит меня взглядом.
Одна половина меня гордо фыркает, накапливая нелицеприятные выражения, чтобы расстрелять его самодовольную физиономию, а вторая отчаянно закрывает ей рот, напоминая о том, что гордость – это конечно, прекрасно, но не когда перед глазами маячит перспектива быть заметенной в сугробе.
Смирившись с мыслью, что заночевать в тепле будет всё же разумнее, демонстративно снимаю шубку, и вешаю её на рядом стоящую лакированную вешалку.
– Умное решение, – говорит так, словно он знал, что так и будет, а я только время его зря потратила.
Разворачивается и уходит в глубь квартиры.
По—детски показав его затылку язык, снимаю сапоги, отставляю их в уголок и ступаю на холодный пол.
– Сюда иди, – доносится в приказном тоне.
Кошмар. Похоже, его замашки начальника абьюзера распространяются и вне рабочих стен.
– Проходи, дорогая Злата, чувствуй себя как дома, – отзываюсь вежливым тоном, показывая, как на самом деле нужно разговаривать с гостями. Пусть и нежданными. – Конечно иду, Лев. Спасибо за гостеприимство, – продолжаю еще более сладко.
– Как дома – будешь чувствовать себя дома, – доносится мне в ответ.
Да нет… дома я себя как дома тоже не чувствую. Но этого ему знать не нужно.
Пока шагаю вперед, с интересом оглядываюсь по сторонам.
Квартира у него конечно, огромная.
Первое, что бросается в глаза – это мраморные полы, отливающие холодным блеском под приглушённым светом огромных размеров люстры. В углу сверкает чёрный лакированный шкаф.
Гостиная, куда я краем глаза заглядываю, пока направляюсь туда, куда ушел Лев, выглядит, как иллюстрация из дизайнерского журнала. Красивая, прямо—таки идеальная и …совершенно не предназначенная для жизни. Огромный диван угольно—чёрного цвета с идеально прямыми линиями растянулся вдоль стены, напротив него – плоский телевизор, встроенный в панель из серого камня.
На полу – пушистый ковёр графитового оттенка, который скорее напоминает облако дыма, чем уютную деталь интерьера. Я бы себе такой никогда не купила. Отдала бы предпочтение более яркому цвету, чтобы настроение поднималось, а не грохалось ниже плинтуса в таких темных цветах.
Книжных полок, фотографий или каких—либо личных деталей здесь вообще нет. Делаю вывод, живёт Лев, скорее всего, один. Не похоже, чтобы тут орудовала женская рука. Всё как—то слишком холодно.
Единственное, что притягивает взгляд, – это огромное окно во всю стену с видом на ночной город.
В груди восторженно вспыхивает при виде этой красоты. Забыв о том, куда направлялась, меняю маршрут и сворачиваю в гостиную. Подхожу ближе, и разве что не задыхаюсь от восторга. За стеклом бушует вьюга. Хлопья снега бросаются то вверх, то вниз, временами полностью затмевая огни города. Машины, которые кажутся игрушечными с высоты двадцать второго этажа, с трудом передвигаются по скользким дорогам.
