Аахен – Яхрома - страница 17

Бабушка рассказывала, что во времена ее детства в Побоище было богатое поместье какой-то генеральши. Барыня была добрая и привечала крестьянских детей. Самое сильное впечатление бабушки: она с генеральскими детьми каталась на тележке, в которую был запряжен огромный сенбернар.

В начале 60-х от поместья оставался только заросший тиной пруд и темная липовая аллея. Сейчас, наверно, нет ничего.

Забавно, когда зачем-то попадаешь в место, куда не собирался, о котором раньше не слышал и посещение которого не оставило почти никаких следов в памяти. Так и Бассум, расположенный километрах в тридцати к югу от Бремена.

Мы с Сережей Воронцовым выставлялись в кунстферейне в Гандеркезее, который находился даже не в самой деревне, а на отшибе, на хуторе, на чердаке огромного фермерского дома, где жил местный архитектор, председатель этого культурного учреждения. Один из членов его попечительского совета, адвокат, живший в городке Бассуме, пригласил Сережу и меня к себе поужинать. Поужинали – он накормил нас отличной малосольной селедкой со сметаной и яблоками и вкусным запеченным палтусом. Поговорили о чем-то. Он отвез нас обратно в Гандеркезее. Вот и всё.

Я никогда не бывал в Бахмаче и не знаю, каков он. Только несколько раз проезжал мимо бахмачского вокзала (вокзал как вокзал) на поезде по пути в Карпаты или обратно. Но меня покорило сочетание звуков в слове «Бахмач» – очень сочное. Названия соседних станций тоже отзываются в сердце: Конотоп, Нежин, Кобыжча, Бровары…

Хотя Крым я знал с детства, в его западную горную часть впервые попал в конце 70-х благодаря Сереже Рыженко, у которого были друзья в Крымской обсерватории, в поселке Научный – это рядом с Бахчисараем. Мы гуляли по окрестностям, ходили на Тепе-Кермен, и я сразу полюбил эти края. Потом, с начала 80-х, с Андреем Филипповым, Димой Мачабели, другими друзьями я каждое лето посещал Бахчисарай. Мы приезжали туда на поезде, ели казавшиеся очень вкусными пельмени в привокзальном заведении, запасались вином, ехали на автобусе мимо Ханского дворца до Староселья, поднимались на плоскогорье напротив Чуфут-Кале и устраивали там стоянку. Несколько дней бродили по горам, потом спускались к морю.

Сначала Ханский дворец меня обескуражил, я еще вовсе не понимал сути исламской архитектуры. Да и вообще, он казался маленьким и провинциальным. И что это такое «Фонтан слез»? С какой стати Пушкин про него стихотворение написал – глупость какая-то! Но постепенно я проникся настроением бахчисарайского сераля и, когда увидел в Стамбуле колоссальный дворец султанов, смотрел на него через оптику бахчисарайской бледной реплики османского величия.

В 80-е городок был обшарпанным и по-советско-крымски нищим, туристы там появлялись редко, Ханский дворец-музей обветшал. Еду раздобыть было трудно – имелся один ужасный ресторан и одна чебуречная. Но была там нежная элегическая атмосфера.

Потом я уехал во Францию и до начала 90-х, кажется, не бывал в Бахчисарае. Город сильно изменился, начали возвращаться татары, с минаретов зазвучала молитва. Пооткрывались кафе и рестораны, шла бурная торговлишка. В 1995-м мы сделали во дворце забавную выставку «Сухая вода» – исключительно акварели, а акварелью из ее участников мало кто умел работать. Из Москвы туда приехала толпа друзей и знакомых, человек сто, заселили всю полуразвалившуюся бахчисарайскую гостиницу. Жители, по-моему, не понимали, что творится. Но не возражали.