Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру - страница 26

Скудные меняющие смысл слова песни, выговаривались скорей для ускорения возбужденного состояния танцовщиц, заводящие и всех находящихся рядом.

– Та-Би-Ти Ин-А-Ни, Та-Би-Ди Инанна.

Толмачи иноземных гостей, сами путавшиеся в значениях произносимых строк, взявшись переводить их и окончательно запутавшись, бросили это пустое занятие, поняв, что каждое произнесенное заклинание предназначено только самой богине, и смысл их неизвестен несведущим людям.

«Не просто стенаньями жизнь породим, сделаем то для Инанны».

В конце концов, танцовщицы довели себя до такого восторженного возбуждения, что казалось, они сейчас в наслаждении, находятся в чертогах самой богини красоты.

– Теш-Така! Теш-Та-Тар!

Иш-му-ду! Иш-му-ду! Иш-му-ду!

Резко, закончили они свои речитативы.

«Прочь стыд! Совокупляясь, освободись разрушая! Сношайся! Сношайся! Сношайся!».

И доведя себя до исступления, пустились в бешеный пляс, дико вертя головой и тряся распущенными волосами, крутя и двигая всеми частями тела, которые будто не имея костей, извивались словно змеи. От восторга увиденного и услышанного находящиеся здесь зрители, бывшие в изрядном подпитии, заразившись неистовством, также подхватили этот дикий танец разгульности и бесстыдства, и, забыв все законы приличия, долженствующие соблюдаться людьми их положения, запрыгали рядом как простые уличные бродяги. Между тем, музыка так же стремительно и резко оборвалась, завершая этот неистовый дикий танец. И на последнем звучании за-ми, на последнем ударе в бала, запевавшая танцовщица, распустив волосы надела на голову, венок из спелых злаков и скинула облегающее одеяние, и все увидели, что под ней скрывалось стройное юношеское тело. Многие, узнав в нем воскресающего бога, подскочив от неожиданности, восторженными криками встретили покровителя плодородия. В просвещенной земле благородных хозяев, не было диковинкой, что мужчина наряжался женщиной и, наоборот женщина мужчиной, напротив, именно в дни празднеств почитания благородной госпожи небес, в обычаях Калама была общая перемена мест между мужчинами и женщинами. Однако после признания единоначалия Ана и Энлиля, Инанну, как и остальных богов, не почитали как прежде, и обряды их почитания проводились все реже, а ревностные поклонники грозного сына Ана, объявленного единственным исполнителем воли своего отца, и вовсе проклинали поклонение иным богам с чуждыми Энлилю нравами, преследуя их прислужников. Вот и сейчас послышались смешки, и кто-то выкрикнул что-то обидное, но встретившись с взглядом послушника, тут же прикусил язык. По устоявшимся обычаям, даже к ну-гиг – прислужницам Инанны, отдававшимся и взимавшим плату, в отличие от уличных продажных женщин, исключительно во славу своей богини, хоть и не равняли с благочестивыми женами, относились уважительно и любили. Не так относились к гала, которых презирали, считая недомужами принявшими добровольно или по принуждению, эту недостойную стезю. Но, несмотря на презрительное отношение, перед ними всегда испытывали священный трепет с суеверным страхом, и не смели открыто обидеть без причины. Ведь горе тому, кто рассердит прислужников самой Инанны: не быть сильным в постели и не будет покровительствовать грозная богиня в войнах мужам, осмелившимся ее оскорбить; не видеть счастья в семейной жизни и не родить здоровое дитя женам, недостаточно почитающим помогающей в этом заступнице. Послушники богини любви и красоты набирались с улиц, либо сами прислужники Инанны искали и выкупали смазливых мальчиков в бедных семьях; но порой ими становились и сыновья семей благородных, дабы еще больше подчеркнуть унижение гордецов посмевших выступить против воли богоизбранного народа; наконец, кто-то сам изъявлял желание посвятить свою жизнь служению богине. Молодой танцор, изображавший саму Инанну, или Гештинанну с ее братом Дамузи – сменяющих друг друга как времена года, привлек благородных жен, белой кожей и темными волосами. И когда одна из них посетовала, что у гала усечено или подавлено мужское достоинство, энси небрежным движением подозвав жреца сопровождавшего послушниц, спросил имя юного уду. Градоначальника назначенного за особые заслуги по высочайшему повелению единодержца, занимало все, что происходило в его новых владениях. Прислужник Инанны прошаркав лебезящей походкой, чтобы ничего не упустить склонил голову с готовностью удовлетворить любопытство нового энси, и внимательно выслушав, ответил, что этот отрок не лишен уда. Теперь вельможные жены, разглядывали его с нескрываемым вожделением, чем задевали самолюбие своих мужей и ухажеров.