Абдоминально - страница 20

20 мая, суббота

Пять дней пролетели как один нескончаемый и как множество одинаковых одновременно. Декорации остаются практически неизменными. Я прохожу одни и те же места. Некоторые быстро пробегаю, некоторые разглядываю и ностальгирую. Дом, где жила мама до рождения моего младшего брата, не изменился и вызывает у меня смешанные чувства. Фонтан возле кинотеатра «Космос», который уже не работает, закрыт на ремонт. Мы часто сидели там с подругой и мечтали о будущем. Огромный бюст Гагарина остался нетронутым и возвышается над стройкой. Я иду по обочине, потому что пешеходная дорожка вскопана и перекрыта, и катаю мысль: «Юра, мы всё просрали». Прохожу мимо Кадастровой палаты, которая сейчас называется Роскадастром, где я работала до февраля, но не здесь, а в Москве, и понимаю, что это место, в каком бы городе ни находилось, никогда не было моим. Зато художественная школа, в которой я училась четыре года, навсегда осталась в сердечке. Раньше мне нравилось возвращаться домой, а теперь на каждом шагу мне больно и тоскливо. Город ассоциируется с хтонью, а может, просто я изменилась и не хочу жить в укрытии.

Каждый день я варю бульон и мчусь в больницу. Маму навещают коллеги и её мужчина. Кто-то из подруг принёс книгу Сэнди Джонс «Другая женщина», и мама прочитала роман за два дня. В палате всегда движуха и разговоры, в которые я стараюсь не вслушиваться. Мама немного ожила и стала со всеми общаться. Показала соседкам фотографию моего щенка, чтобы спросить, действительно ли у них с Оливером похожи глаза. Они умилялись.

– У меня тоже такие большие уши? – спросила мама и подёргала две трубки, торчащие из носа. – Ещё у меня есть усы.

Когда я пришла, с мамой сидела тётя Лара. Её привезли ночью по «скорой» с болями в кишечнике. Она по случайности узнала, что подруга лежит на том же этаже, и стала её навещать. В юности они были соседками, а теперь судьба свела их в хирургическом отделении. На этом совпадения не кончились. Сегодня к своей бабушке в палату приходила моя подруга детства, но я ещё была дома. Её мама помогает по ночам моей вставать в туалет и кормит из шприца. Я не ожидала такого отклика. Добрейшей души женщины нас окружают.

21 мая, воскресенье

– Такой пациентки нет, – сказал охранник на входе в БСМП, когда я назвала номер палаты и фамилию мамы.

Внутри всё сжалось, в глазах помутнело. Как это нет? А где? Мужчина не ответил, но пропустил меня через турникет. Может, я и не спросила. На автомате дошла до двести восемнадцатой и выдохнула, когда увидела маму на месте, справа от входа. Табличка с таким же номером висела на двери кабинета, где я работала ещё несколько месяцев назад.

Чуть не сказала, что испугалась, но прикрыла рот, чтобы не кормить страх. Пока я поднималась на лифте на второй этаж, подумала, что маму снова перевели в реанимацию, и за эти секунды, от входа в адское заведение до порога палаты, чуть с ума не сошла. При таком раскладе скоро мне потребуются антидепрессанты. С трудом вывожу. Сегодня мама плохо себя чувствует. Давление упало, живот болит. Она уже тринадцать дней лежит в больнице. Я посидела у неё часик, подстелила ей домашний плед под простынку и, чтобы не отвлекать ото сна, пошла домой. Нужно снять стресс, а движение – один из действенных способов. Сорок минут шагала под музыку, заглушая гнетущие мысли.

Вечером мы с Никитой зашли к бабушке. У неё закружилась голова после приёма таблеток. Позвали соседку, чтобы та померила давление. Оно оказалось низким, как я и подумала. Ещё у бабушки стал заплетаться язык, она говорила про хутор, огород и домики.