— Есть! — Лена поставила на стол пару. — Папа их берег для подобных случаев. Они ему тоже напоминали о старых добрых временах.
Федотов задумался.
— За Владимира Сергеевича, — произнес он, поднимая полный стакан. — Я думаю, он бы сейчас радовался вместе с нами. Земля ему пухом.
Выпив, они уставились друг на друга, и Лена сказала:
— Ну, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Как жил, что делал.
— А ты разве не в курсе?
— Почему же, в курсе. Но только ты сам расскажи. Например, почему до сих пор не женился на Светке Мазур?
— Ты с ума сошла! Скажешь тоже — Светка Мазур. Она же дура. Дура и стерва. Она меня за два дня семейной жизни до самых костей бы обгрызла.
— Интересно, что ты говоришь другим, когда речь заходит обо мне? То же самое? Да? Призна-вайся!
— Не выдумывай.
— Я не выдумываю. Я просто интересуюсь.
— Слушай, Лена, давай оставим эту тему от греха подальше, чтобы снова не разругаться на века.
Лена опустила глаза, принявшись разглядывать дно опустошенного стакана.
— Хорошо, — переменив тон, сказала она. — Давай эту тему оставим. Как у вас в «Интерсвязи»?
— Ты имеешь в виду, что говорят по поводу убийства?
— Ну, хотя бы это.
— Всякое говорят. Одни считают, что Проскурец виновен, другие — нет.
— А ты как считаешь?
— Я? — удивился Михаил. — Ты разве во мне сомневаешься?
— Нет, не сомневаюсь. Но все-таки…
— Я думаю, что у меня язык не отвалится, если еще раз скажу, что считаю Виталия Федоровича чрезвычайно порядочным, честным и совершенно чистым человеком. Этого достаточно?
— Я это и без тебя знаю. Проскурец никогда бы не пошел на такое. И не потому, что он боится неминуемого возмездия. Просто у него не та закалка. Точнее, закалка у него как раз такая, которая не позволяет ему даже думать о подобном.
— Кстати, как он дома себя ведет? Что говорит жене? Ах да, я совсем забыл, они уже два года, как не живут вместе.
— Да, а все дети в кембриджах и оксфордах.
— Да, им не до него.
— Впрочем, если Проскурца посадят, они останутся без гроша, и тогда вся их загранучеба накроется медным тазом. Слушай, Миша, его действительно могут посадить?
— Легко. С такими уликами — раз плюнуть. Сейчас не очень-то церемонятся с нуворишами. Когда некоторых судей в очередной раз прижали за взятки, у них появился большой зуб на всех денежных мешков, которых они теперь не способны развести на чемодан банкнот.
— Неужели раньше и суд покупался?
— Еще как покупался, а главное, продавался.
— Подумать страшно.
— Раньше, чтобы убить кого-то, для начала достаточно было быть богатым, чтобы выйти сухим из воды. Многие новые русские именно таким грязным образом оберегали свои вожделенные капиталы от внешних посягательств. И представь, что многим ничего за это не было. Ничегошеньки.
— Как же это? — растерянно спросила Лена.
— Суд пошумел, пошумел, адвокат привел неоспоримые доказательства их полной невиновности, и все — они на свободе. Никаких тебе громких разоблачений, никаких длительных тюремных заключений. Пресса тоже молчит, потому что туда тоже сделали массивное финансовое вливание. Тишина и покой. Таким образом на свободе многие, хотя их руки в крови по самые локти, если не выше. Некоторые из них купили себе места в Госдуме и получили депутатскую неприкосновенность. Чего тут греха таить — из-за бабок убивали и будут убивать всегда, пока Земля не слетит с катушек.
— Миша, тебе говорит о чем-нибудь фамилия Гордеев?
