Декер обернулся к Ланкастер, которая сочувственно смотрела на него.
– Амос, это как езда на велосипеде, – сказала она, явно распознав его неуверенность.
– Может, и нет, Мэри. Думаю, я справлюсь. Но если я не потяну собственный вес, мне тут делать нечего.
Она перевела взгляд на экран.
– Ладно, у камеры нет микрофона, так что ты ничего не услышишь. А в следующем коридоре камеры нет.
– Почему?
– А как ты думаешь? В бюджете нет денег. Нам повезло, что хотя бы одна камера работала нормально.
Декер на мгновение задумался.
– Но их оставили в качестве сдерживающего средства?
– Именно. Потому что люди не знают, какие из них работают.
– Однако наш парень ухитрился миновать все, кроме одной…
– По правде говоря, не так уж важно, ухитрился он или нет. Амос, он полностью закрыт. Его вообще невозможно опознать.
Декер медленно кивнул, вновь ощутив, насколько медленно и пассивно он думает.
Еще раз посмотрел на экран. Капюшон и щиток. На видео щиток был ярким пятном отраженного света. Декер наклонился к экрану, как гончая, вынюхивающая след.
– Даже капюшон толком не разглядеть. Он знал, где камера, и держался так, чтобы не попасть в кадр, несмотря на свою маскировку.
– Думаешь, это важно? – спросила Ланкастер.
– На этом этапе расследования важно все.
Она кивнула.
– Кажется, это второе правило, которому ты меня научил.
– А первое – подозревать каждого, – рассеянно добавил Декер, не отрывая взгляда от экрана.
Мэри промолчала, и он посмотрел на нее.
– Амос, это как езда на велосипеде. Ты был лучшим из всех, кого я видела. Я думаю, ты и сейчас лучший.
Он отвернулся. Похвала не помогла: его измененное сознание больше не откликалось на такие слова.
– Можешь показать запись до момента, когда он поворачивает за угол?
Ланкастер запустила запись, а потом, по просьбе Декера, повторила ее еще три раза. Наконец Амос отодвинулся, полностью погрузившись в свои мысли, хотя все еще смотрел на экран.
Мэри поглядела на него.
– Тебя что-то зацепило?
– Меня много чего зацепило. Но больше всего меня беспокоит, как парень в такой одежде и с оружием мог раствориться в воздухе.
– Я не верю в привидения и магию.
– Я тоже, Мэри. Но одно я знаю точно.
– И что же?
– Этот парень не собирался уходить.
Ланкастер смотрела на Декера, и с каждой секундой выражение ее лица становилось тревожнее.
– Ты уверен, что говоришь не про Леопольда?
Декер пожал плечами, глядя в пустоту за тысячу миль отсюда.
– В каком-то смысле, все они гребаные Леопольды.
Ланкастер, с благословения капитана Миллера, организовала Декеру временное удостоверение и пропуск. Амос много раз работал на месте преступления и знал, куда нельзя наступать и как не потревожить и не испортить потенциальные вещдоки. Он просмотрел отчеты, еще раз изучил видеозапись, перебросился словом с теми ребятами из полиции, которых знал, кивнул тем, которых не знал. Хотя он по-прежнему не чувствовал себя в своей тарелке, кое-что возвращалось. Его главной силой всегда была наблюдательность. Декер смотрел по сторонам и видел вещи, но не так, как большинство людей. Он строил обвинения на мельчайших деталях, которых не замечали многие – и, что немаловажно, те, кто совершал преступления.
И здесь Амос тоже заметил многое, но далеко не все из этого имело отношение к стрельбе.
Прежде всего он обратил внимание, что фэбээровцы, как всегда, выпендриваются. Важничают и потрясают всех своими возможностями. Но, опять же, он знал, что полиция не станет возражать против их помощи. У них одна цель. Взять парня, который это сделал.
